Я. Ты. Мы. Они

— Сань, не загоняйся. С ним все будет иначе, наши дети умнее нас, — говорит мне на ухо Саша. Он как порядочный отец снимает все происходящее на камеру, что всю линейку вызывает во мне недюжий такой прилив смеха. Кто бы мог подумать, что мы будем такими… типичными родителями?

— С такой-то наследственностью? Что-то я сомневаюсь.

Еще Стас ходит на футбол, и тренер говорит, что у него талант. Я к этому как-то равнодушна. Вернее я рада за успехи сына, но мне все равно, будет это футбол, фехтование или балет. Зато Чернов сияет как начищенный пятак, и каждый свободный вечер гоняет с сыном мяч во дворе. Ну и ладно, чем бы дитя ни тешилось… лишь бы не вешалось.

В школе он учится неплохо, не скажу, что с особым энтузиазмом, но мозги у него работают, и это меня обнадеживает. Хотя ему явно больше нравится общаться с другими детьми, Стас в принципе растет очень компанейским. Он всегда в гуще каких-то событий, разборок, приключений. И я не могу понять, хорошо это или плохо. Просто не сидится ему на месте и все. Натереть доску мылом? Легко! Притащить ролики в школу? Без проблем. Подобрать котенка на улице и подбросить его англичанке? Фигня война. Отрезать однокласснице косу? О чем речь, конечно же! Катька, кстати, сама попросила его об этом, и была крайне счастлива, что избавилась от ненавистных длинных волос. Вот только мама ее не оценила.

И ведь все это не со злости, а из любопытства, науки ради.

Эти первые четыре класса я вообще бегаю в школу через день. Однажды даже в шутку предлагаю Стасу спрятать дневник, чтобы лишний раз меня не расстраивать, и ведь спрячет. А потом еще скажет учителю, что я сама попросила.

— Я таким же был, — успокаивает меня муж.

— Ты мне обещал, что они умнее нас будут!

— Ну, так все ж впереди.

— Боюсь, представить, что нас там ждет.

Рома. Ромка тоже не дает мне скучать. Слава Богу, с больницами покончено. Он даже начинает нагонять сверстников в росте и весе, и больше не похож на жертву Холокоста.

Вот только характер. В нем и до этого было мало чего от ангельского, а теперь… Теперь это самое упрямое и вредное создание в мире. Всегда гнет свое. Мозгами я понимаю, что скорее всего это от того, что он привык бороться за себя, буквально вырывая у судьбы каждую новую минуту своей жизни, каждый свой следующий вздох, но от понимания этого мне не легче.

— Рома, наденем эту футболку? Смотри, какая красивая. Нет? Почему? Просто нет и все?

— В пюре нет лука. От слова «совсем»! Что значит, что ты видел, как они лежали вместе?!

— Нет, я не пила из твоей кружки. Точно не пила. И Стас тоже. И папа. Как понять, что она тебе не нравится?

Я пытаюсь быть с ним строгой, пытаюсь договариваться, пытаюсь молчать, пытаюсь плясать вокруг него с бубном, но если Роман чего-то не хочет, его не переубедить.

В садик он не ходит, нас не берут, говорят, плохой диагноз в истории. Меня прям-таки и тянет устроить заведующей такой «плохой» диагноз, но Рома сам объявляет, что не нужен ему этот садик тыщу-миллионов раз. Значит, не нужен. Да и страшно, если честно. Я только еще привыкаю, что над ребенком можно не трястись.

Зато когда он идет в школу, адаптироваться мы будем вместе с ним. Он к людям, а я к тому, что он будет где-то без моего контроля. В школу я теперь буду ходить как на работу.

В первую же неделю Рома доведет до белого каления учительницу. Долго буду разбираться в причинах, пока не выясню, что Рома на уроке заявил, что все умрут. Правда, имел он в виду, что нет ничего вечного на этой земле, а все решили, что он пожелал им сдохнуть.

А потом его кто-то погладил по голове, и тут он уже реально возжелал, чтобы у оппонента отвалились руки. Да, я совсем забыла об этом. Ребенок ненавидит, когда его трогают. Видимо, тоже пошло из больницы, от вечных анализов и необходимости поддерживать постоянную стерильность и бояться любой инфекции.

Иногда так хочется потрепать его по волосам или лишний раз прижать к себе, но Роман тут же выпускает свои колючки и вырывается куда-то.

— Зато он красивый, — шутит Саша.

— Зато умный, — подхватываю я. — Упорный…

— Ну нет, в данном случае это не комплимент.

Кирилл. Кирюшка. Кир.

Наш самый ласковый сын. Самый добрый. Самый верный.

Он еще только ходит в садик, а я уже вижу, какое у него большое сердце. Он несет домой всех животных, я только и успеваю пристраивать собак, котят и… тараканов.

— Мам, смотри, какой холосенький, — говорит он мне и раскрывает свой кулачок с тараканенком. Стараюсь не заорать и не пристукнуть усатую тварь.

Зато из дома постоянно исчезают все конфеты. Он раздает их всем — друзьям из группы, воспитательницам, незнакомым людям с улицы.

Странное дело, он и стесняется, и смущается, и тут же рвется к другим людям.

Он может часами сидеть на Сашкиных коленях, уткнувшись ему куда-то под руку, и ждать, пока тот разберется со своими документами. У них до сих пор сохранилась какая-то особая связь, сложившаяся за ту неделю, что я была без сознания. Иногда мне кажется, что они понимают друг друга без слов, просто на каком-то ментальном уровне, который мне просто не судьба постичь.