Я уйду с рассветом

В этих рассудительных словах проскользнули нотки волнения. Я всмотрелся в лицо Шарлотты. Оно ничего не выражало, если не считать складки между бровей, выдававшей напряжение. Во мне зашевелилось смутное беспокойство, но она была права: в Париже мне не помешает проводник.

— Хорошо, предложение принято. — Я постарался сказать так, чтобы она ничего не заподозрила.

На улице за окном было тихо, но даже при полном безмолвии сон ко мне не шел.

Вставая, я с трудом смог сдержать стон. Голова и челюсть пульсировали от боли. Поясница ныла и затекла, несмотря на то что кровать, на которую уложила меня Шарлотта, была гораздо удобней койки в столярной мастерской старика, хотя и она не предназначалась для человека моего роста. Поначалу я отказался от кровати, но Шарлотта настояла, объяснив, что не раз коротала ночи на диванчике у Дионн, а мне тот едва ли подойдет.

Скривившись, я выпрямился и подошел к окну. Неуверенно вздохнув, похлопал себя по карману в поисках сигареты и, найдя, сунул ее в рот, не зажигая. От знакомого вкуса табака и бумаги мне стало лучше. После Соммы я поклялся себе, что больше никогда моя нога не ступит на землю Франции.

Мой рюкзак стоял возле стены, рубашка висела на крючке поверх женского платья. По сравнению с грубой тканью этой рубашки, которую мне дала внучка старика, платье выглядело таким мягким… После ужина Шарлотта счистила кровь с рукава.

Я достал из кармана письмо и прислонился к подоконнику. В пятом округе Парижа дома стояли группами, точь-в-точь как мои овцы, сгрудившиеся в загоне в ожидании, когда их поведут на стрижку. Лунный свет, обрамлявший силуэты крыш, был неярким, но читать позволял. Однако в чтении не было никакой нужды: я знал письмо наизусть.

Засунув конверт обратно в карман, я уставился в ночь, наблюдая, как постепенно светлеют тени от неработающих труб. Затем, кое-что припомнив, прокрался к входной двери и, отодвинув занавеску, принялся разглядывать квартиру. Я не забывал, что эта женщина владеет «Кольтом-М1911», даже теперь, когда она крепко спала, лежа на животе и свесив худую руку и ступню в носке с края диванчика. Платье у нее собралось под коленями, при этом туго обтянув бедра. Из-под рассыпавшихся волос были видны лишь часть подбородка и казавшаяся хрупкой шея.

Я вернулся и принес со своей кровати старенькое одеяло, чтобы укрыть ее. Августовские ночи были теплыми, однако Шарлотта, забормотав во сне, натянула одеяло до самого подбородка.

Она казалась такой уязвимой, но я помнил, как решительно эта женщина защищала меня на бульваре и как по-американски прямолинейно действовала потом.

А еще Шарлотта знала имя моего сына.

До того, как я его произнес.

II

4 июня 1940 года

Дорогой отец!

Париж наводнили беженцы из Дюнкерка.

Вчера город бомбили.

Это было похоже на обрушившийся с неба ад.

Оуэн

Магазинчик с красным навесом на рю Паве долго искать не пришлось. Однако окна его были заколочены, а на двери желтой краской намалевана звезда Давида. На мой стук никто не ответил.

— Что будем делать? — Шарлотта всполошилась, когда я приналег всем телом и, надавив, открыл дверь. Брови моей спутницы взлетели вверх, и она принялась озираться, но немногие прохожие предпочитали смотреть в противоположную от нас сторону.

Я воспротивился, когда она попыталась войти в дом раньше меня:

— Осторожнее, мы не знаем, что там.

Шарлотта отодвинулась, дав мне войти первым.

Внутри ощущался запах затхлости: видно, помещение довольно долго простояло заколоченным. Однако вони от испортившихся продуктов не ощущалось. Полки и стеллажи пустовали. В магазине было чисто, хотя и пыльно, все осколки от разбитых окон сметены в кучу около стены.

— Кто-то побывал здесь после того, как магазин закрыли, — вполголоса заметила Шарлотта.

Я кивнул и притворил входную дверь, почти перекрыв доступ свету. Мы оба замерли, пока глаза привыкали к темноте.

Я заглянул в кладовку: там тоже было пусто.

— Рис…

Тревожный шепот Шарлотты заставил меня вернуться в зал. Она указывала на потолок.

Я посмотрел наверх, напрягая слух, и через секунду услышал тихий скрип шагов. Но как туда попасть? В зале была только одна дверь — та, через которую мы вошли. Я вернулся в кладовку, Шарлотта не отставала от меня ни на шаг. Там, в тени дальнего угла, мы наконец обнаружили узкую дверь.

Держась в стороне, я повернул ручку. Дверь открылась без звука. Подождав секунду, я заглянул в проем и увидел лесенку, ведущую на верхний этаж, откуда падал тусклый свет. Отсюда мне были видны только фрагменты окна и соседних крыш. Никаких признаков чьего-то присутствия.

— Ждите здесь, — прошептал я Шарлотте и начал осторожно подниматься по лестнице.

Не считая смятой койки, в помещении наверху было пусто. Зато обнаружилась еще одна дверь, и я некоторое время понаблюдал за ней. Под дверью мелькали тени, и я продолжал ждать. В тишине мне показалось, что я слышу чье-то хриплое дыхание.