Я уйду с рассветом

— Я не нуждаюсь в том, чтобы какой-то сопляк, ничего не знающий о моей семье, напоминал мне о ссоре с сыном, — ровным тоном проговорил я.

Мальчишка покраснел и отвернулся.

— Пожалуйста, простите моего сына. Он молод и поэтому многого еще не понимает.

— Если вы в курсе того, что произошло между мной и Оуэном, то знаете, насколько важно для меня найти его. Вы поймете меня, как отец отца.

Альфонс потер усы и глянул на сына.

— Да, я вас понимаю. Но могу сказать вам лишь то, что знаю сам. Оуэн сообщил мне место только первой встречи. Он говорил, что лучше, если никому не будет известен весь маршрут. На случай провала. — Альфонс отсутствующим взглядом посмотрел на стену, где стояли ящики и картины. — Его груз… он слишком ценный. Вы слышали про лес Фонтенбло?

— Мне он знаком, — сказала Шарлотта.

— К югу от леса есть городок Ларшан, а около восточной границы Ларшана лежат болота. На окраине болот стоит заброшенная церковь…

— Посмотрите вон туда, — Шарлотта указала вверх по течению реки. — Это один из моих самых любимых видов Парижа.

На фоне затянутого облаками неба чернел шпиль собора, окруженный часовыми-колокольнями. Я облокотился на каменные перила моста.

— Я часто рисовала этот восточный фасад Нотр-Дама. Мне нравятся арочные контрфорсы. Вы в курсе, что они не дают упасть стенам? Нечто столь красивое и в то же время столь практичное.

В детстве Оуэн хотел стать художником. Он всегда носил с собой карандаш и бумагу и поджег свечой не одно одеяло, рисуя в постели по ночам. Я подумал: а не по этой ли причине он поехал в Париж?

Шарлотта заправила выбившуюся прядь за ухо.

— У меня есть машина скорой помощи и доступ к больничным резервам горючего.

Я потер затылок. Вчерашнее беспокойство перерастало в подозрение. Мы и суток не знакомы, а она предлагает свое участие. К тому же меня неотступно терзала мысль, что этой женщине было известно имя моего сына до того, как я его произнес. Я скрыл подозрения под маской любопытства:

— А как вы оказались в Париже?

— В тридцать шестом году приехала учиться в Сорбонну. — Шарлотта махнула рукой по направлению к северу. — Дионн живет рядом с университетом, и какое-то время я обитала у нее. Мы с ней двоюродные сестры. Когда пришла весть об оккупации Польши, я уже заканчивала учебу. Незаметно наступил май, а в июне начались бомбежки… Я рассчитывала, что парижане возьмутся за оружие… — На секунду ее вновь охватило пережитое разочарование, но она быстро справилась с эмоциями. В конце концов, Шарлотта была американкой, а, если не считать кельтов, я не знаю других народов, с большей готовностью сражавшихся за свою родину. — Ну, так получилось. Я хотела внести свой вклад, а американский госпиталь проводил набор в Службу полевых госпиталей.

— Вы такая смелая.

Она уклончиво хмыкнула, продолжая смотреть на собор.

— Знаете, к чему в основном сводилась моя работа в госпитале? — Шарлотта не стала дожидаться ответа: — Ни много ни мало в течение четырех лет я ухаживала за свиньями, которых разводили в переделанных под поросятники гаражах госпиталя. А еще я вырастила столько овощей, что и счет им потеряла.

Она протянула вперед руки и уставилась на них отсутствующим взором. Кисти у нее были миниатюрные, кость тонкая. Ладони покрыты мозолями, неуместными на таких изящных ручках, которым больше подошли бы белые кружевные перчатки. Этим рукам играть бы на пианино или держать фарфоровую чашечку. Шарлотта посмотрела на меня, и ее глаза вновь приняли оттенок грозового неба.

— Вы играете на пианино?

Мой вопрос насторожил ее, но потом лицо осветила улыбка.

— Да, разумеется. — Акцент Шарлотты усилился. — Умею играть на пианино, рисовать, вышивать и танцевать. Все это — по желанию матери. А отец настоял, чтобы я научилась стрелять, водить машину, могла разобрать и собрать автомобильный двигатель. Я вам пригожусь.

Улыбка и вкрадчивый голос приглушили мои тревоги. Это-то и делало ее опасной. Я не знал, каковы мотивы Шарлотты, но она располагала к доверию уже самим своим присутствием.

Соглашаться безрассудно, зато это ускорит мои поиски.

— Парень сказал правду. Я действительно выгнал сына. Заявил, что не желаю общаться с ним до тех пор, пока он не повзрослеет и не возьмет на себя ответственность, которую я хочу видеть в воспитанном мной мужчине.

Шарлотта оторвалась от перил и выпрямилась:

— Но ведь теперь вы хотите его найти?

— Вот они.

Я стоял на пороге комнаты Шарлотты в Американском госпитале и наблюдал, как она выползает из-под узкой койки с железками и проводами в руках. Последние тридцать лет средством передвижения для меня служил вздорный пони, запряженный в повозку, то и дело нуждающуюся в починке, но даже я был в состоянии догадаться:

— Вы обездвижили свою скорую?

— Разумеется. Это уже вошло в привычку. — Шарлотта встала на ноги и оглядела безликую комнату, вся обстановка которой ограничивалась кроватью, письменным столом и раковиной.