— Ну, и дурак твой учитель, — вынесла вердикт Шифра. Обвела рукой пещеру. — Бросил всех своих родных, чтобы гнить здесь. Зачем?
Старик пожал плечами:
— Никто не знает. А сам учитель не любил говорить про этот момент в его жизни.
Шифра посмотрела на танцующее пламя жар-камня, попыталась понять, чем же руководствовался этот Амин Дахма, когда покинул Юменту. Не получилось.
— Через три хакима мой учитель вернулся в Нижний Город с десятком глиняных табличек, — продолжил Сенецион. — И первым делом он отправился на площадь собраний, чтобы рассказать горожанам правду. Но… у него ничего не получилось. Его лишь обсмеяли. Признание пришло спустя очень долгое время.
— Именно после возвращения твой учитель стал называть себя Корнелием Публием? — спросила Шифра.
Старик кивнул:
— Это была, видимо, вынужденная мера. Амин не хотел пошатнуть репутацию семьи. Я точно не знаю, женщина. Вскоре дом Дахма отрекся от моего учителя и признал его сумасшедшим. Корнелий Публий провел остаток жизни в нищете, но среди учеников. Не это ли важно?
Шифра достала из своего заплечного мешка последние запасы вяленого мяса. С горечью поняла, что ей придется оставить старика одного. Не нападут ли на него червивые? Однако без еды им не протянуть. Шифра в который раз пожалела, что отправилась сюда одна.
— Сколько тебе хакима, Сенецион? — спросила она, протягивая ему кусок мяса.
Старик благодарно кивнул, ухватил еду двумя здоровыми пальцами и положил себе на колени.
— Мне шестьдесят семь.
— А твоему учителю?
— Когда он умер, ему было всего лишь сорок семь, — с горечью ответил Сенецион.
— Получается, ты старше своего учителя?
Шифра бросила в рот кусочек мяса, принялась тщательно пережевывать.
— Мудрость измеряется не прожитыми хакима, женщина, а глубиной мысли. «Божественная диалектика» моего учителя — книга, способная изменить твое мировосприятие.
Проглотив мясо, Шифра спросила:
— А что такое диалектика?
Сенецион лишь тяжело вздохнул. Некоторое время они молчали. По пещере слабым эхом доносился частый стук капель. Наконец, старик бросил на Шифру печальный взгляд и сказал:
— «Божественная диалектика» написана как спор между Безымянным Королем и Юзоном — между создателем всего сущего и правителем мертвых. Корнелий, отправившись в добровольное изгнание, в пещерах встретил бога мертвых, который ему и показал истину.
Шифра открыла флягу с водой, отпила, затем села возле старика:
— Но ты же говорил, что Публий вернулся в город с глиняными табличками, а у тебя в сумке книга, сделанная из линумных листьев.
Она поднесла горлышко к губам Сенециона, дождалась, когда тот напьется, и закрыла флягу.
— Это же просто копия, женщина, — грустно сказал старик. — Сами глиняные таблички уничтожил Корнелий Публий.
Не выдержав, Шифра громко рассмеялась.
— Твой учитель — действительно сумасшедший! Я за все сто пятьдесят хакима жизни в этих треклятых пещерах не видела никого, кроме дагенов и алахамов. И ты, старик, тоже сумасшедший! Скажи: кто в трезвом уме покинет город, чтобы набраться мудрости в пещерах?
Сенецион неодобрительно крякнул.
— Может, ты и права, Шифра… Не стоило мне доверять Фабрициусу… Если бы боги не привели тебя, то я бы давно уже умер.
Она промолчала. До сих пор не могла понять, как же относится к старику. Он смотрелся жалко: тщедушное тельце, понурый взгляд. Ударь — и его кости не выдержат. Однако в нем ощущался внутренний стержень. Возможно, дело было в целях, к которым стремился. Не каждый способен покинуть Нижний Город, где всегда тепло и полно еды, и уйти в пещеры… Ради чего уйти? Чтобы встретить бога? Смешно.
Шифра, представив вереницу геометрических фигур, усилила пламя костра.
— Как ты это делаешь? — спросил старик.
— Что «это»?
— Заставляешь гореть жар-камень. Ты знаешь какие-то тайные заклинания?
— Нет никаких тайных заклинаний, — ответила Шифра, улыбаясь. — Ты просто мысленно представляешь несколько геометрических фигур — и всё.
Сенецион нахмурился, глядя в огонь.
— В Мезармоуте только старейшины могут заставлять жар-камни полыхать, — сказал он. — И то не везде. Стоит только уйти за пределы города, как волшебное пламя гаснет. Потому-то я и взял с собой горючее масло. Ты меня научишь управлять жар-камнями?
— Может быть…
Взгляд Шифры непроизвольно зацепился о засохшую кровь на одежде старика. Захотелось счистить её.
— Я все равно благодарю тебя за мое спасение, — сказал Сенецион, грустно улыбнувшись. — Если боги вылечат мои раны, то…
— Не боги вылечат твои раны, а — я, — перебила Шифра. — Ты всегда все сводишь к милости высших существ?
Она схватила копье за середину древка, выставила над головой:
— Любую опасность надо встречать с оружием в руке. А что сделал ты, старик? Взял с собой в поход только еду и книгу… В этих пещерах полно червивых!
Сенецион пожал плечами.
— А кто такие эти червивые? — спросил он. — Я про них в первый раз слышу.
— Твари, выползающие из тьмы! — бросила Шифра. — Похожи на людей, только очень худые. У них на спинах растет еще такие большие волдыри, в которых плавают их детеныши. Гектор уверен, что эти чудовища появляются из Мезармоута.
Старик плюнул в костер.