Дрожащие руки гладили его по лицу, голове, прохладные губы прижимались ко лбу. Лицу мокро, но это не его слёзы. Гарсиласо всё-таки открыть глаза, сквозь муть виден потолок его комнаты, краешек ночи в окне… Он как мог приподнял голову, чтобы увидеть тётушку. Она тут же придержала его, прижала к себе. К ногам и рукам возвращалась чувствительность, он больше не лежал на кровати, скорее сидел… на подоконнике, в руках тёти. Прохладный ветер приятно дул в лицо, доносил запах сырости, дождя, уносящейся осени.
— Маленький мой, хороший мой, пожалуйста, очнись. — Хенрика снова целовала его, на этот раз руки, там где оставили шрамы осколки разбитого болтом окна. — Я заберу тебя, мы уедем, я обещаю, я не оставлю тебя, только не уходи.
Тётушка плакала, Гарсиласо слышал и чувствовал каждый всхлип. Он пошевелился, поднял голову, заставил себя открыть глаза. Мир прояснился, вдох, ещё! Хенрика крепко обнимала его, заглядывала в лицо. Бледная, заплаканная, с покрасневшими глазами и носом. Волосы растрепались, губы дрожали, в глазах испуг, почти ужас.
— Тётушка, не надо, — он как мог сжал её ладонь.
— Хенрика! Одевай его и уходите. Давай же! — Гарсиласо обернулся на голос канцлера. Донмигель стоял у его кровати, он не смотрел на них с тётей, только на Розамунду Морено. В женщину глядел короткий, широкий ствол пистолета. Донна Морено вжалась в стену, не решаясь продвигаться к двери, она замерла, выстави вперёд руку со стилетом. Лезвие смотрело прямо на Донмигеля, но разве это защита от пули?
— Но, он же теперь… Мигель…
— Госпожа Яльте, возьмите себя в руки или уезжайте, и я позабочусь о нём сам! То, что случилось, не делает Салисьо лучше, забыли мои слова? — Донмигель оглянулся на них, встретился с Гарсиласо взглядом. О чём он? Что случилось? Во взгляде канцлера мелькнуло облегчение, но лишь на мгновение, чтобы снова смениться жесткостью. Донмигель одет в шляпу и плащ, не иначе собирался куда-то ехать… Домой, перевёз жену в Айруэлу?
Дрожащими руками Хенрика поправляла Гарсиласо воротник сорочки. По голым ногам гулял сквозняк, сорочка не защищала от ветра, Гарсиласо уже замёрз, но это был приятный озноб.
— Тише, не шевели шеей, надо чем-то перевязать…
— Это царапина, тётушка. Нам нужно уезжать?
— Что? — Хенрика вздрогнула, обняла Гарсиласо за плечи. Она напугана, дрожала больше него. — Да, родной. Здесь тебе опасно.
— Моя одежда в сундуке, — Гарсиласо как мог ободряюще улыбнулся тётушке.
Непослушные пальцы воевали с крючками колета, пока тётушка натягивала на него сапоги. Плащ Гарсиласо застегнул уже увереннее, головокружение наконец оставило его, только на языке оставался горьковатый привкус. Тётя Хенрика взяла его за руку, повела за собой, проводя за спиной Донмигеля. Канцлер не глядя ободряюще сжал его за плечо, он не сводил с донны Морено глаз. Она стояла как статуя, веки прикрыты, на губах нервная усмешка. Она опустила стилет, но всё ещё крепко стискивала его в кулаке. Один меткий бросок, и лезвие по рукоять войдёт в шею Гарсиласо… Наверное, поэтому Донмигель двинулся к дверям, не отворачиваясь от Розамунды Морено, но прикрывая спиной Гарсиласо. Почему-то от канцлера пахло гарью.
— Деньги и вещи в карете, поспешите, госпожа Яльте, увезите его. Уберегите его.
— Донмигель, — Гарсиласо на миг прильнул к канцлеру, обнял его со спины, тот сжал его руку.
— Нас ждут великие дела, дружок. Только немножко позже, — по голосу канцлера Гарсиласо понял, что тот улыбнулся.
Гарсиласо перешагнул порог комнаты, дверь за ними с тётушкой прикрылась, но он видел, как канцлер ви Ита с поднятым пистолетом сделал шаг к донне Морено.
Глава 28
Блицард
Хильма
Альда откусила краешек медовой корочки пирога, и сладость растаяла на языке слишком скоро. Добраться до начинки — груши в сиропе — не стоило и мечтать. Не может же она съесть больше мужа. Графиня Оссори всегда стыдилась своего аппетита, когда им с графом изредка доводилось трапезничать вместе. Сейчас же муж совсем являл негласный укор ей. Заспанный, едва оправившийся после зашивания раны, Рональд в последний раз звякнул ложкой о тарелку с фазаньим супом и с видом страдальца отодвинул блюдо. На десерт, как и на жену, он не смотрел.
Король Лауритс Яноре принял их так любезно, будто супружеские пары без слуг, без багажа — скандал! — сваливались на его голову постоянно. То есть, к огорчению Альды, короля они не видели, тот поручил позаботиться о них сенешалю Людвику Орнёре. «Мессир фокусник», как называл его Берни, был живым, из плоти и крови духом дворца Сегне. Он ходил в нём негласным хозяином, почти незаметно касался кончиками красивых тонких пальцев завитка на обоях, блестящего бока дверной ручки, изгиба витража на окне, словно проверяя, в порядке ли его владения. Распахивая двери в их комнаты, Людвик едва дотронулся до створок, но те разлетелись крыльями. Альда видела, как у Рональда перехватило дыхание, но причиной тому оказались вовсе не «фокусы» сенешаля. Людвик выделил им комнаты, в которых жили драгуны, бывая в гостях у королевы Хенрики.