Яблоневый сад

Будучи практически ровесником многострадального двадцатого века, он стал невольным свидетелем великих перемен, потрясших казахскую степь в годы становления советской власти. Можно сказать, что его судьба и есть история казахов, перенесших тяжелые и жестокие времена революции, гражданской войны, НЭПа, коллективизации и голодомора в тридцатых годах прошлого столетия. “Голодный человек в те времена мог умереть даже от запаха еды…”– грустно говорил он. И всякий раз плакал. Он вообще много плакал. Слезы омывали его больную душу всю жизнь, до последнего вздоха.

Первую жену деда, мою бабушку, звали Аспет. Она была киргизкой, родом из Бишкека. Так и рассказывали в селе, что привез ее дед из-за высокой горы, разделявшей две республики. Красоты говорят она была неописуемой. Высокая, белолицая, черноглазая. Дед влюбился в нее с первого взгляда. Да, так бывает, прямо увидел и сразу влюбился, и больше не мог жить без нее ни минуты. После ее смерти никто так и не смог занять ее место в разбитом дедовском сердце. Аспет ушла рано, и дед еще долго жил один, в одиночку воспитывая маленьких детей, восьмилетнего сына Абикена (моего отца) и трехлетнюю дочку Щекер. Вот так всего каких-то девять лет сердце деда замирало от внезапно нахлынувшего огромного, но короткого счастья, а смех Аспет долго еще звенел в их осиротевшем доме…

Когда я жила в Уральске, я часто рассказывала своим уральским друзьям историю о киргизской любви своего деда. Они порой так проникались моими историями, что, случайно встретив заезжих киргизов в городе, тащили их домой на щедрое уральское застолье, называя их при этом сватами.

Забавный случай произошел и с нашим семейным другом Тихоном. Он, встретив на улице киргизского паренька, который якобы потерял документы, подрабатывая на местной стройке, решительно взял его под свою опеку, одолеваемый привитыми мною родственными чувствами к киргизам. Паренек поселился в его доме, Тихон привел его в порядок, накормил, обогрел, а потом отправил в Бишкек на поезде, снабдив деньгами и провизией. А оказалось, что паренек тогда только вышел на свободу из одной из уральских колоний!

Сельчане рассказывали, что много женщин осаждали молодого и лакомого холостяка после смерти жены. Но дед был привередлив. Многие потенциальные «кандидатки» покидали его дом, так и не найдя дорогу к израненному сердцу дедушки. В конце концов его выбор все же пал на юную красавицу Рысты. Она была дочерью очень богатого саркантского кулака Турысбека. Росла девушка в роскоши и достатке, ни в чем не нуждаясь. В 16 лет ее помолвили с сыном другого богатого человека. Все складывалось хорошо, пока не нагрянула революция. Богачи в те времена массово бежали в Китай, скрываясь от раскулачивания. Бежали вместе с многочисленным скотом. Дедушка сразу заприметил юную красотку среди беженцев из Сарканта. Ну и, недолго думая, посватался по всем традициям. Все знали, что основным требованием деда было обязательное условие – найти путь к сердцам его маленьких осиротевших деток. У молоденькой шестнадцатилетней Рысты это получилось, ведь она и сама еще была почти ребенком. Дети ее полюбили, а деду большего и не надо было.

Дедушка вообще очень трепетно относился к своим детям, а уж как он любил меня, дочь погибшего на войне единственного сына, словами не передать! Он всегда беспрекословно во всех ситуациях был на моей стороне. По-другому и быть не могло.

Ах, как же он верил в меня и потакал моим детским капризам! Его было легко провести, и я часто этим пользовалась. Любовь затмевала ему глаза, и он верил всему, что я говорила. Помню, как в старших классах мы повально увлеклись чтением «Тысячи и одной ночи». Девичьи сердца замирали от романтики любовных историй! Ну и я тоже от других не отставала, тщательно скрывая от деда свое чтиво. А если он внезапно «застукивал» меня за чтением запрещенной в доме книжки, я ловко изворачивалась, подменяя «Тысячу» на авторитетный «Тихий Дон». Ну или учебники по физике и математике, которые всегда были рядом. Довольный, он радостно удалялся, приговаривая: “Моя дочка молодец, всегда уроки учит! Не то, что эти вертихвостки!”.

Он вообще очень любил, когда я училась. Знания у него были в особом почете. Самому то не пришлось сидеть за школьной партой, вот и мечтал, чтобы из внучки вышел толк. Не хотел он обычной судьбы для меня, заурядной судьбы казахской женщины. Например, мое временное увлечение шитьем он сразу забраковал. А когда я ему показала сшитое собственноручно платье из синего ситца, нахмурился и проворчал: «Когда ты вырастешь, этого добра будет предостаточно, лучше учись, набирайся знаний, пока я есть!».