Яблоня

– Не знаю, чего они хотели добиться. Возможно, просто напугать. Но Ник воспринял это как предательство. Его собственная семья отказалась от него, он был им не нужен. Он абсолютно серьезно воспринял их слова, а потому был озлоблен, но главное – он был в ужасе. Он не знал, как жить дальше, и Джон был единственным, кто мог помочь ему, что-нибудь подсказать. Он пришел к Джону в истерике, в слезах, и тот сказал, что Нику нужно для начала успокоиться. И что Джон знает отличное средство, чтобы помочь ему забыть о проблемах.

Кристиан сжала зубы, процедив:

– Друг лично затянул первый жгут на его руке. Нику было страшно, но Джону он был готов довериться. И тот не обманул. На какое-то время проблемы и правда стали не важны. Но действие наркотика закончилось, и он снова нырнул в пучину страха. Прошло всего несколько дней и пара ссор с родителями, чтобы все повторилось. Новый жгут, новый укол. Понадобилось всего несколько доз, чтобы Ник крепко подсел. И тогда тот, кого он считал лучшим другом, стал брать деньги за каждую дозу. Совсем скоро Ник начал воровать вещи из дома, чтобы расплатиться за новую порцию спокойствия. Фамильные драгоценности, деньги, столовое серебро. Родители быстро заметили это – разразился скандал, и Ник потерял дом.

– И дальше мы знаем его как хакера-наркомана, а не брата звезды оперного театра.

– Он начал новую жизнь с новым именем – не хотел иметь ничего общего с этой семьей. Единственный, с кем он продолжал общаться – Клео, который иногда приносил ему еду. Но, как сказал Ник, в последнее время тот бывал у него все реже и реже…

А теперь Ник мертв. Кристиан казалось, словно она только что исповедовалась. Только вот грех, который она взяла на душу, так просто не смоешь.

– А что насчет Клео? Каким была его судьба?

– Тот тоже сменил имя, но лишь для того, чтобы не светить лишний раз знаменитой фамилией. Поэтому нам о нем так мало известно. Учитывая, что он приходился братом им обоим, думаю, теперь мы точно можем сказать, что он знал о заложенной в опере бомбе. Только вот не думаю, что мы найдем его теперь. Я попрошу Нейта отследить номер телефона, но… Думаю, нам нужно ждать, пока он сделает следующий шаг.

– Вы говорите так, словно на самой верхушке стоит он.

Кристиан неопределенно пожала плечами. У нее были свои мысли на этот счет, но стоило им лишь проскользнуть в голове, как по телу проходила судорога.

Когда она вернулась в свою квартиру, стены снова встретили ее своей чистотой. Как будто ничего и не было; как будто она снова обнулила свою жизнь.

Оставшись одна, она осознала, насколько же плохой была эта идея. Стены словно навалились на нее, и несмотря на то, что от вторжения не осталось ни следа, она все еще помнила алые кровоподтеки. Некоторые вещи так просто не обнулишь, теперь она это понимала; они въедаются под кожу, оставаясь там навсегда.

Кристиан приняла душ, пытаясь смыть неприятные ощущения, но каждую минуту, что она провела под холодными струями воды, перед ее глазами было распростершееся в неестественной позе тело.

Не помог ни обед, ни ужин – есть не хотелось совершенно. Поняв, что она не может находиться тут дольше, Кристиан вышла на ночные улицы. Кронфорд казался спокойным. Больше не было никакого убийцы, отстреливающего молодых девушек. Кристиан брела по ночным улицам, лишь бы сбить ноги, лишь бы устать и рухнуть без сновидений.

Незаметно для себя она оказалась на небольшом холме, с которого открывался вид на город. Ее город. Тот, что она поклялась защищать любой ценой. Для которого была образцом правосудия. И кто же она на самом деле?

Убийца.

Слово вгрызалось в ее мозг, словно могильный червь. Убийца, убийца. Ты убила его. Застрелила собственными руками. Ты знала это все это время, просто предпочла спрятаться, сбежать.

Ушедшая дрожь возвращалось. Так же, как и воспоминания, окатывающие ледяной водой. Упругость спускового крючка. Чувство отдачи в руках. Пуля, с мерзким звуком входящая в плоть – этот звук был даже громче, чем раскат выстрела.

Ты никуда не сбежишь от того, что сделала. Прячься, беги, но смерть всегда будет за твоим плечом, смеяться, гладить тебя по голове и говорить, что ты прекрасно исполняешь свою роль. Ты можешь выставлять слово «самооборона» перед собой, словно щит, но это ничего не изменит. Ты убийца.

Слезы потекли по щекам – судороги проходили по телу, она задыхалась от рыданий, и свет огней города слились в одно мерцающее пятно. Словно ангел, пришедший покарать ее за грехи.

Она вытащила пистолет – орудие, отнимающее жизни. Ни разу за четырнадцать лет работы в полиции оно не пригодилось ей для добра; лишь корежило, уничтожало и мучало. Данное ей сверху, оно дало ей непозволительное право решать, кто достоин жить, а кто нет, и пусть лишь она была виной всему, ей слишком хотелось переложить хоть часть вины на эту бездушную железку.