И вдруг – мерзкий звук, мешающий ему спать. Противный, скрипящий визг, вторгающийся прямо в мозг, и свет – прямо в глаза. Потом женский крик – ох уж эти чертовы женщины, вечно им что-то нужно… Что она кричит? Почему так старается его разбудить?
– Что с вами случилось?! Я вызову скорую, вы только держитесь!
Держаться? За что держаться? О чем она говорит?..
Он открыл глаза, увидев машину, стоящую на обочине. Фары светили прямо на него, и он снова зажмурился. Тот мерзкий звук, должно быть, был визгом тормозов…
После этой мысли в голове не осталось ничего.
Он очнулся уже в больнице. Рядом сидела эта же женщина. Похоже, она нашла его у дороги и привезла сюда.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она взволнованно.
Он неопределенно пожал плечами. Боль осталась, но тупая, постоянная. Похоже, его раны подлечили, и сейчас он вне опасности.
– Как вас зовут?
Он задумался. Если он назовет свое имя, они свяжутся с ней. И тогда она убьет его.
– Я… не помню.
– Не помните? Ох…
Она замолчала, растерявшись. Он пригляделся к ней внимательнее – ярко-рыжие от хны волосы, молоденькое личико. Слегка вздернутый носик – он не очень любил это в женщинах. И глаза – смотревшие на него так, словно его жизнь была уже для нее важнее чего-либо.
– А вас? – попытался он продолжить разговор.
– Жаклин. Жаклин Лифшиц. Как же вы вернетесь домой, если ничего не помните…
Он обворожительно улыбнулся. Уж что, а крутить женщинами он умел.
– Кристи… Проснись, Кристи…
Слова проникали сквозь завесь сознания.
– Моя милая, милая Кристи… – вкрадчивый голос обернулся сталью. – Была. До того, как выстрелила мне в живот.
Она медленно продрала глаза. Лицо, находившееся перед ней, являлось ей в каждом ночном кошмаре.
Думая об этом сейчас, она понимала, что все было ясно с самого начала. Просто она не хотела смотреть правде в глаза; верила, что он мертв, потому что так было проще. Потому что сама видела, как расплывалось кровавое пятно на его одежде.
Сколько бы подсказок он ни давал ей, совершая свои преступления, она блокировалась от каждой из них. Пленница туннельного зрения, обманутая собственной психикой, пытающейся защититься.
Но сейчас все встало на свои места.
– Налить тебе вина, чтобы отметить наше воссоединение? – Вальвейн покрутил в руках бутылку, наклоняясь к ней, привязанной к жесткому стулу. – Хотя ты не любишь вино, я помню. Всегда предпочитала что-нибудь покрепче. Я все знаю о тебе, дорогая моя женушка.
Тем сентябрем она сломалась.
Их счастье было абсолютным. Полное взаимопонимание, большой дом, красивый сад, мечты о будущем. Она, работающая там, где всегда желала, он, приносивший в дом хороший доход. Ничто не омрачало их жизнь, кроме его постоянных разъездов.
Она никогда не сомневалась в нем. Раз он говорил, что эти командировки обязательны, значит, так оно и было. Не было смысла в подозрениях.
Однако так считали не все. Возможно, верно говорят, что счастье любит тишину. Были это завистницы или же просто судьбой обиженные женщины, но знакомые Кристиан недоумевали, как она может терпеть постоянное отсутствие мужа. Тем более работая в полиции, месте, благодаря которому она может выяснить, куда он на самом деле отлучается.
«На самом деле»? Это было чушью. Не было никакого «на самом деле». Он ни в чем ее не обманывал.
И все же каждая капля яда, упавшая с языков знакомых, прожигала маленькую дыру в ее голове. Шли месяцы, и в какой-то момент она не сумела сдержаться. Проверила фирму, о которой он ей говорил.
Вальвейн там не работал.
Она до сих пор помнила ледяную волну осознания, окатившую ее тогда. Домик их семейного счастья обратился в прах. Всплыли все незначительные детали, которые вдруг обрели иной, ужасающий смысл. Кристиан не могла поверить, что ее муж все это время лгал ей, лгал каждый месяц, каждый день, проведенный вдали от дома. Был он неверен ей? Жил на две семьи?
Для ее юного двадцатипятилетнего разума это было концом всего.
Но она смолчала. Не сказала ничего. Поверила, что, если сможет быть ему лучшей женой, ему не придется искать себе кого-то иного.
В тот день они поехали на пикник. Красное вино, легкие блюда, заботливо приготовленные ею. Она просто хотела, чтобы он вспомнил, как счастливо они проводят время вдвоем.
Но время шло, а вид его был скучающим и отсутствующим. Кристиан попыталась выяснить, в чем дело, и он сослался на завалы на работе.
И она не выдержала.
Подхлестываемая жаром от вина, Кристиан встала, разъяренная, и сказала одну роковую фразу: «Я все знаю».
Дальше все произошло как в замедленной съемке. Глаза Вальвейна расширились, и в ту же секунду в них отразились доселе невиданные чувства: ярость, непонимание, ненависть. Он не сказал ни слова; лишь бросился вперед, хватая из корзины наточенный кухонный нож.
Учения, которые она прошла, спасли ее – и обратили ее жизнь в ад. Доля секунды, чтобы выхватить пистолет, еще одна, чтобы снять предохранитель; мгновение, чтобы пальцы сомкнулись на спусковом крючке. И грянул гром.