Яблоня

Но человека, перед которым она так хотела объясниться, уже нет. А возможно, и вовсе никогда не существовало. Она жила во лжи, и сейчас истина объяла ее темным небом, распростершимся над головой.

Он пошел вперед, держа нож; она отступила на шаг, осознавая, что ей нечем ему ответить. В этот раз верного пистолета не было при себе; она сама избавилась от него, думая, что прошлое перестанет преследовать ее. Единственное оружие, оставшееся у нее – это шприцы, наполненные неизвестным наркотиком; Кристиан вытащила один из них с предупредительным взглядом.

– Ты думаешь, что остановишь меня этим?

Вальвейн рассмеялся, кидаясь вперед; он оказался рядом так стремительно, что Кристиан едва успела увернуться, отталкивая его запястье, и нож прошел мимо. Полицейская подготовка не прошла зря, но ей едва хватало сил сдерживать его руки; она сжимала их, напрягая каждую мышцу до предела.

Земля вылетает из-под ног, и Кристиан падает на жесткую поверхность. Запоздало она понимает, что Вальвейн сделал ей подсечку; нож летит ей в лицо, но она в последний миг перекатывается в сторону, обдирая щеки и пытаясь встать; шприц выпадает из ее рук, и Вальвейн пинает его ногой – тот срывается с края.

– Вот и все. Думала, ты правда выстоишь с мелкой иголкой против ножа?

Кристиан отползает назад, молясь, чтобы сзади не оказался край; в голове проскальзывает мысль, что она могла воткнуть в него шприц, когда еще сопротивлялась, улучить момент – но она просто не смогла себя заставить; и сейчас она понимает, что ее психологические блоки могут стоить ей жизни.

Есть ли у нее вообще шанс?

Вальвейн вновь бросается на нее. Попытка заблокироваться обходится ей резкой болью, руку рассекает нож. Она рвется в сторону, вскакивая на ноги, и тут опора уходит у нее из-под ног; она стоит на самом краю, и Вальвейн, победоносно ухмыляясь, летит на нее, зажав оружие в руке. Кристиан вкладывает весь свой вес, чтобы упасть вбок, и слишком поздно осознает, что инерция продолжает нести Вальвейна к краю; блеск лезвия в тусклых лучах, прорывающихся сквозь тучи, и время замедляется.

Она не позволит этому кошмару повториться!

Кристиан инстинктивно кидается вперед, хватая его руки. Нож падает вниз; Вальвейн в ужасе смотрит ей в глаза. Ненависть в его глазах сменяется паническим страхом – уверенность, переполнявшая его, застилала глаза, но сейчас пелена спала, и он осознал, насколько же близко к смерти находится. Невыносимый вес перетягивает Кристиан к краю, она сползает. Пытается схватиться второй рукой для опоры, но Вальвейн цепляется за нее, раздирая кожу ногтями.

– Не смей меня отпускать!

Живот больно царапает по поверхности; Кристиан чувствует, что скоро они сорвутся оба. Лучевые кости словно проходят сквозь конвейер; Вальвейн цепляется, подтягивается, впивается тонкими, острыми пальцами, и беспрестанно кричит на нее; Кристиан даже не слышит слов. Видит лишь ужас, панику в его глазах; смешиваясь с ненавистью, они создают безумный коктейль на его лице, неестественный, пугающий своим сумасшествием.

Его рука хватает край крыши; на мгновение становится легче, и Кристиан выдыхает – но лишь на миг. В следующую секунду она понимает – рука Вальвейна, словно лапа хищной птицы, впивается в ее ремень.

Второй шприц!

Адреналин полыхнул в голове, и Кристиан перекатилась, пытаясь увернуться. Но его рука уже намертво вцепилась в ремень; он тащил ее на себя, к краю, и пытался расстегнуть карман со шприцем. Она не умрет так просто!

Кристиан выхватила шприц раньше – его рука среагировала мгновенно, устремляясь за добычей разъяренным коршуном. Почему он просто не остановится? Почему он просто не может остановиться? Почему она должна это делать?

Почему она должна снова и снова защищать свою жизнь?

Острая игла пронзила его руку. Поршень с напором поддался, и полупрозрачная жидкость вошла в тело Вальвейна.

Кристиан пыталась схватить его. Пыталась, в самый последний момент. Но его руки разжались от боли, и он упал вниз, увлекая за со собой всю прошлую жизнь, растворяя ее в последнем крике.

Он смотрел в ее глаза в последний раз, он чувствовал это так отчетливо. Ведьминские, как он всегда называл их; зеленые, как плющ, увивающий беседку в их саду. Его любимый цвет.

Двенадцать лет он горел этой ненавистью; двенадцать лет ни на секунду она не угасала. Выстрел не прошел без последствий – он пережил множество операций и несколько лет едва мог двигаться. Восстановление шло тяжело, и каждый день он грезил лишь мыслями о мести.

Он выдумывал одну смерть изощреннее другой, но ни одна из них не казалась ему достаточной для того, чтобы утолить его ненависть. Ему нужно было что-то особенное; что-то, что заставит ее страдать так, что смерть покажется ей избавлением.

Он долго думал, почему за все двенадцать лет так и не смог отпустить эту злобу. Почему не смог отправиться дальше? Ведь у него все было для этого – новое имя, новый дом. Весь его синдикат. И долго он не мог найти ответа на этот вопрос; пока не понял вдруг, и боль его засияла новой силой.