Яд персидской сирени

Целый день приложив ухо к двери, она прислушивалась к возне в доме. Она видела, как к крыльцу подъехала машина и оттуда вышли Вера, Володя и еще один человек — худой, сутулый, заросший черной бородой. Паша, догадалась Татка. Она прекрасно его помнила, ее увезли из дома, когда готовилась свадьба. Он заговаривал с ней, подсмеивался, назидал… шутливо. Она дерзила в ответ и смущалась. Татка, дикая, бесстрашная Татка смущалась! И позавидовала Вере. Однажды они столкнулись в городе, и он купил ей мороженого. Зеленого. А потом… А потом он ни разу не поинтересовался, как она, не приехал, не навестил, он оказался таким же, как все, ему было все равно, жива она или подохла. Они жили, ни в чем себе не отказывая, они вычеркнули ее из своей жизни, они забыли о ней, им было плевать. А теперь посыпалась их налаженная жизнь: Володя рассказал, что Паша девять месяцев в коме, бизнес шатается, все на нем, бедная Вера. «А тут еще ты», — послышалось ей. Получается, Паша проснулся, а Володя сетовал, что вряд ли поднимется, сочувствовал. Уж как легко сочувствовать сбитому с ног или вообще безногому! А он взял и проснулся. Володя и Вера любовники, Татка поняла это сразу. Уж очень он корчил из себя главного, надувал щеки, оставался на ночь. И то за ручку ее, то за плечико, козел! Шустра сестренка. А как же теперь? Где теперь устроят перепихон? В супружеской спальне, за спиной Паши? Или постесняются? Вера привела его в комнату рядом с Таткиной, сказала, что на первом этаже ему будет лучше, легче выходить в сад, повторяла что-то про его любимые белые и желтые тюльпаны. Татка дорого дала бы, что увидеть ее лицо — она представила его перекошенным, будто у сестры болели зубы. Не повезло, в который раз злорадно подумала Татка. Тут ей пришло в голову, что ее собственное положение тоже не ахти и Вере все-таки получше, а ей, Татке, не позавидуешь. Вера попытается избавиться от нее, как только представится случай. И дело не только в ненависти, а еще и в деньгах, ежу понятно. Ей, Татке, принадлежит половина бизнеса, Вера — опекун, имеющий право подписи. К гадалке не ходи — ясно, что Татка лишняя на их празднике жизни. Что же делать?

Она сидела на подоконнике, окно было распахнуто — сестрице не пришло в голову навесить замок, чтобы она, Татка, не выскочила. Или поставить решетки. Всегда была дурой. А Володька лох! Она, Татка, обвела его вокруг пальца. Она усмехнулась угрюмо, вспомнив, как он метался по мегацентру, как на лице его отразилось облегчение при виде ее с дурацкой торбой из какой-то копеечной лавки…

Она сумела вырваться на полчаса и написать Шухеру. Шухер что-нибудь придумает! Эйфория сменилась страхом и неуверенностью: он не получил письма! Новый адрес, выехал из города… мало ли. А она раскатала губу. Правда, можно сбежать, выскочить через окно… а что потом? Без документов, без денег, без знакомых… Дохлый номер. Она кусала ногти и напряженно думала. Вдыхала пряный запах персидской сирени, смотрела в сад.

Светила луна, слегка ущербная, похожая на неровно отрезанный ломоть желтого сыра. Всюду была тишина — ни ветерка, ни движения. Сад спал. Дом тоже спал.

Она сидела на подоконнике, пока не посветлел край неба. Была еще ночь, но восток уже розовел, и легчайший ветерок пробежал по кустам. Татка, недолго думая, вылезла в окно и спрыгнула на клумбу. Прижалась к стене дома, прислушиваясь. Все было тихо. Присев на корточки, она ладошками заровняла следы и двинулась к окну соседней комнаты, загадав, чтобы оно было открыто.

Ее толкало любопытство, почти детское — в психушке она видела людей, потерявших память, и ей страшно хотелось рассмотреть Пашу поближе. Ей пришло в голову, что они в каком-то смысле союзники, потому что оба лишние здесь и никому не нужные. Она попыталась представить себе, как это — потерять память и ничего не помнить, повертела мысль так и сяк и отбросила — фантазии не хватило. Надо помнить, подумала она. Никогда не забуду. Никогда. Никому. Не хочу забывать. Нельзя забывать. Не дай бог потерять память. Тогда от человека ничего не остается. Пусто.

Окно Пашиной комнаты было открыто. Татка, оглянувшись, подтянулась на руках и влезла на подоконник, а оттуда осторожно соскочила на пол. Замерла, привыкая к темноте. Она услышала хриплое дыхание спящего человека. Подошла ближе, нагнулась. Руки мужчины лежали поверх одеяла. Она попыталась рассмотреть его и узнать в нем того Пашу. Борода, высокий лоб, длинные волосы… Ничего не видно, здесь темнее, чем снаружи. Володя сказал, он попал в аварию, чудом выжил. Она, Татка, тоже чудом выжила. Она ухмыльнулась, подумав, что здесь тайком ночью собрались два чуда. И что бы это значило?