«Якорь спасения». Православная Церковь и Российское государство в эпоху императора Николая I. Очерки истории

Тогда же он заступился за старца Леонида, которому епископ Николай (Соколов) запретил носить схимническую одежду. Дело в том, что старец принял схиму тайно. Келейное принятие схимы (с именем Льва) произошло в начале XIX в. в лесу около Белобережской пустыни, где отец Леонид недолгое время настоятельствовал. Проживая в одной келье со своим наставником, учеником прп. Паисия Величковского схимонахом Феодором, проводя время в уединенной молитве и изучении святоотеческих творений, он, по сути, уже тогда продолжал традицию иноческого делания, заложенную преподобным. Примечательно, что к тому времени относится и знакомство старца Леонида с игуменом Филаретом (Амфитеатровым), – настоятелем Севского монастыря и префектом духовной семинарии[364]. Зная это, легко понять, почему в 1837 г. митрополит Филарет, посещая Оптину и ее скит, встретился со старцем, вел с ним оживленный разговор и упросил местного архиерея разрешить ему, Леониду-Льву, носить схимническую одежду. Такое отношение к отцу Леониду имело благотворное влияние на дело укрепления старчества в Оптиной (хотя калужское епархиальное начальство и далее не доверяло старцу)

[365].

Посещая скит в 1842 г., митрополит Филарет (уже тайный схимник!), вновь проявил себя не как церковный администратор, а как молитвенник, обратившись к настоятелю пустыни с весьма характерным заявлением: «Отец Моисей! Веди всех их (иноков. – С. Ф.) в Царствие Небесное, – ни одного не оставляй

»[366] (курсив мой. – С. Ф.). Желание всеобщего спасения и призыв содействовать этому – достаточное доказательство понимания митрополитом одной из главных задач, решавшихся скитскими старцами и, в какой-то степени, признание отца Моисея тоже старцем. Это тем более показательно, что некоторым отец Моисей «казался “простецом”, не слишком далеким и без особых талантов иноком»

[367]. Рассуждая об этом, В. А. Котельников справедливо замечает: «Вообще, внешний колорит оптинского монашества имеет для стороннего наблюдателя чрезвычайно скромный, неяркий, как будто приглушенный вид. Это цвет смирения». Исходя из сказанного, оценивать «простоту» отца Моисея оказывается достаточно просто: дар духовного разумения он не стремился как-либо показать, а свой природный ум проявлял обычно при решении хозяйственных дел (хотя с юности блестяще знал Священное Писание и аскетическую литературу). Понимая, что монастырь – это еще и большое хозяйство, отец Моисей сознательно предоставил старцам духовное руководство братией. «Разделение обязанностей» сыграло позитивную роль в деле духовного роста Оптиной, ибо сам настоятель делал всё возможное для того, чтобы «всякому желающему дать возможность пользоваться советами старцев». Гостиницы для бесплатного размещения бедных богомольцев, столовые и т. п. – примеры того, как отец Моисей содействовал развитию старчества.

Однако, не только хозяйственная его деятельность создала ему славу одного из главных деятелей возрождения Оптиной пустыни. Архимандрита Моисея, большого любителя богословской и церковной книги, можно по праву считать основателем оптинской библиотеки (создана в 1854 г., до этого книги хранились в ризнице). Не одобряя индивидуального владения книгами, настоятель сделал свое собрание (более 1.500 книг), равно как и собрание брата игумена Антония достоянием всех оптинских иноков. За короткое время библиотека существенно пополнилась, к 1860 г. насчитывая уже 4.124 экземпляров (в том числе 99 «рукописей на бумаге»)[368]

.

За несколько дней до кончины, 6 июня 1862 г.[369], уже смертельно больной, архимандрит Моисей сумел, наконец, исполнить свое заветное желание, приняв схиму. Прожив всю жизнь в монастыре, настоятель Оптиной прекрасно знал все достоинства и недостатки «мира», в течение жизни постоянно сталкиваясь в своих хозяйственных нуждах с самыми разными его представителями и занимаясь тем, чем менее всего хотел заниматься с юности. Его подвиг был добровольной жертвой возрождавшемуся в России старчеству, искренним «насадителем» которого он, без сомнения, являлся.

К архимандриту Моисею (равно как и ко всем оптинским старцам), думается, можно отнести слова видевшего расцвет пустыни и ее славу современника: «Аскетизм прекрасен, – если он не официален, не “по должности”, а есть личное биографическое явление, целомудренно-скромное и непритязательное»[370].

Очерк шестой. Святой империи

^{К истории канонизации святителя Митрофана Воронежского в 1832 году}