Однако стройная на бумаге, николаевская система «противораскольнических» мероприятий не могла привести к чаемому властями результату. Еще дореволюционные исследователи замечали, что для полиции раскол стал «золотым дном», а «мудрая» политика правительства оказалась бессильной в борьбе с «золотой» политикой староверов. «Денежная сила» сторонников древлего благочестия делала малоэффективными старания николаевского правительства. «Какие бы мудрые и верные меры не были придуманы правительством против раскола, – с безнадежностью замечал в своем отчете П. И. Мельников, – они до тех пор не будут исполнены в точности, пока у полицейских чиновников будут руки, а у раскольников деньги». Сами староверы по этому поводу иронически замечали: «Нынче и царство-то небесное трудно получить и помучиться-то за Христа нельзя: все на деньгу пошло»[461]
. Денежная сила, находившаяся в руках «раскольников», часто делала бесполезными все старания властей вернуть их в лоно Православной Церкви.В начале 1850-х гг. все это стало окончательно ясно, но остановить полицейские меры воздействия на староверов правительство не решилось. В этом была своя логика – ведь признав бессмысленность репрессий следовало бы полностью пересмотреть всю политику властей в отношении раскола, признав ее ошибочность. Кроме того, расчет на церковное «увещевание» староверов никак не оправдывался. Уровень подготовки священнослужителей господствующей Церкви был существенно ниже, чем у чиновников МВД, по долгу службы занимавшихся изучением раскола. Обращавший на это обстоятельство внимание И. С. Аксаков видел причину сложившегося в том, что все материалы о расколе сосредотачивались в министерстве внутренних дел, где производились «секретно», «весьма секретно» и «совершенно секретно» и были недоступны «ни для ученого, ни для действующего духовного сословия»[462]
.Было и еще одно обстоятельство, которое в крепостной стране невозможно было игнорировать. И. С. Аксаков писал, как один «даровитый раскольник», бежавший от своего помещика в Пошехонские леса, но пойманный полицией, отвечал о причинах побега почти теми же словами, что и старая староверческая песня:
Этот «раскольник», замечал исследователь, никак не хотел верить словам чиновников, «что душа у него крепостная и ревизская, которой никакой духовной пищи и свободного просвещения не полагается»[463]
. Получалась абсурдная ситуация, когда, с одной стороны, власти вынуждены были бороться с религиозным фанатизмом «раскольников», а с другой, – констатировать усиление коррупции в рядах полиции и сельского духовенства, за мзду «закрывающего глаза» на деятельность сторонников древлего благочестия. «Увещевания», как правило, ни к чему не приводили, укрепляя православных архиереев в мнении о необходимости вообще отменить эту меру и преследовать раскол сугубо судебным порядком.В поисках ответа на вопрос «что делать?» И. С. Аксаков предлагал обратить внимание на специальное образование священников, служивших в местах, «зараженных расколом»; привести в порядок материалы о расколе, находившиеся в распоряжении МВД; позволить как православным, так и староверам гласно писать и рассуждать о расколе[464]
. Согласиться с этим предложением значило для правительства допустить пропаганду тех мнений, против которых оно на протяжении четверти века активно боролось, поступиться церковно-государственными принципами, самому начать демонтаж всей системы «противораскольнических» мер. Понятно, что ничего из предлагавшегося (кроме специального образования священников) осуществлено не было. Пропаганда «раскольников» год от года усиливалась, вызывая опасение современников, полагавших, что Россия в конце концов разделится: на стороне казны, правительства и неверующего дворянства и «отвращающегося от веры духовенства» будет православие, а все остальные обратятся к расколу. «Берущие взятку будут православные, дающие взятку – раскольники»[465].Столь пессимистические прогнозы стоит признать преувеличенными, но факт их появления – показателен сам по себе. Репрессивные действия властей по отношению к «раскольникам» находили противодействие в стремлении старообрядцев-поповцев найти себе епископа, который согласился бы рукополагать для них священников, и тем самым преодолеть зависимость от Православной Церкви, беглых клириков которой поповцы признавали «в сущем сане» после покаяния согласно правилам, положенным для принятия еретиков т. н. второго чина. Попытки найти православного архиерея предпринимались поповцами задолго до николаевского царствования. В XVIII в. московскими староверами выдвигалась даже мысль рукоположить епископа рукой мощей святого Ионы, но Собор 1765 г. отверг эту абсурдную идею[466]
. Сама же мысль о старообрядческом епископе оставлена не была, с новой силой овладев умами старообрядцев-поповцев именно в эпоху Николая I.