Яков. Воспоминания (СИ)

До самого вечера изучал я дело полковника Лоуренса вдоль и поперек, пытаясь добыть из него нужные мне ответы. Никак я не мог понять, почему убили Курочкину. Если бы забрали тетрадь и убили, тогда все объяснялось бы. Но тетрадь не взяли. А убивать Курочкину раньше, чем была найдена тетрадь, было нелогично в высшей степени. Так почему же ее все-таки убили? Не из-за мифического же клада, в самом деле!

Размышления мои были прерваны появлением Коробейникова:

— Яков Платоныч! — протянул он мне депешу. — Ответ из университета.

В депеше говорилось, что Павел Иванович был отчислен из университета за неподобающее поведение, выражавшееся в игре в карты на деньги с сокурсниками.

— Я так и думал, — сказал я, кидая депешу на стол.

Значит, скорее всего, Павел, видимо, и в Затонске не оставивший своих привычек, решился шантажировать князя. Мне вдруг стало тревожно. Достаточную ли я охрану приставил к нему? А что, если князь отправит к Павлу Жана? Справятся ли городовые?

В этот момент в дверь постучали, и вошел одетый в штатское городовой, один из двух, наблюдавших за криптографом.

— Яков Платонович! — доложил он. — Объект скрылся в доме Курочкиной. Напарник ведет наблюдение.

Что, черт возьми, его туда понесло? И правда, что ли, клад искать отправился? Я быстро достал револьвер из ящика стола.

— Поехали, Антон Андреич!

Мы опоздали совсем немного. Буквально на пару минут. Влетев в дом, мы услышали отчаянный женский крик, донесшийся из подвала. Я бегом спустился туда и первым, кого я увидел, был лежащий у подножия лестницы оглушенный Ульяшин. А у дальней стены, где был почему-то отодвинут стол и открыта какая-то непонятная дверь, ранее мною не замеченная, рыдая, хлопотала над истекающим кровью Павлом Анна Миронова.

— Анна Викторовна! — я поднял ее на ноги, желая убедиться, что с ней все в порядке и она не пострадала. — Не переживайте! Я его отвезу в больницу!

Коробейников бросился к Павлу Ивановичу, пытаясь зажать рану и остановить кровотечение.

— Убег, Ваше Высокоблагородие, — сказал спустившийся в подвал напарник Ульяшина, который пытался догнать нападавшего. — В годах уже, но прыткий. Лица не разглядел.

В годах, значит. Знаю я его лицо!

— Где тетрадь? — спросил я Анну, по-прежнему цепляющуюся за меня и не отводящую взгляд от Павла, из шеи которого ручьем текла кровь, несмотря на все старания Коробейникова.

— Она у Павла, — ответила Анна Викторовна.

— У него нет тетради! — отозвался Коробейников.

— Ротозеи! — обругал я неизвестно кого. Скорее всего, самого себя, в первую очередь. — Упустили!

— У него ножевое ранение! — испуганно доложил Антон Андреич.

Анна вдруг обернулась вокруг.

— Где же Элис? — спросила она слабым голосом.

И лишилась чувств. Хорошо, что я уже держал ее, а то и подхватить бы не успел.

Мы с Коробейниковым ожидали в больничном коридоре. Вся суматоха была позади, и нам оставалось лишь ждать вердикта врача.

Когда Анна потеряла сознание, Коробейников послал за доктором Милцем. Было понятно, что без медицинской помощи на месте нам Павла до больницы не довести. Доктор остановил кровотечение, хоть и предупредил сразу, что мера это временная. Попутно он привел в себя Анну Викторовну и посоветовал мне срочно отвезти ее домой. Анна пришла в себя, но непрерывно плакала и никак не могла успокоиться. Доктор уехал в больницу, забрав с собой Павла Ивановича и пострадавшего в драке Ульяшина. Я отправил с ним и Коробейникова, а сам сопроводил домой Анну Викторовну и передал с рук на руки родителям. Взгляды, доставшиеся мне от Марии Тимофеевны, когда я привел ей дочь, всю в слезах и в перепачканном кровью платье, ясно говорили мне, что в ближайшие дни мне у Мироновых лучше не показываться. А то и дольше.

Сдав Анну под опеку родных, я помчался в больницу. И вот теперь я ждал в коридоре, пока доктор закончит работу, смотрел в окно и размышлял. И думы мои были, прямо скажем, невеселые. Я проклинал себя последними словами за то, что не забрал тетрадь у Павла и не взял под стражу его самого в тот самый миг, когда он вышел от Разумовского. Ведь я же понимал, что князь этого так не оставит! Но зная, насколько он заинтересован в содержимом тетради, я понадеялся, что смогу поймать его на этом. Мое яростное желание расквитаться с давним врагом затмило мой разум. И вот теперь у нас нет тетради. А выживет ли Павел, это еще большой вопрос. Но даже если он выживет и сообщит мне информацию, которую расшифровал, это уже не будет доказательством, так как сама тетрадь утеряна, а возможно, уже уничтожена.

Дверь палаты, наконец-то, распахнулась, и вышел доктор Сомов. Наш доктор Милц передал ему Павла Ивановича, как более умелому хирургу.

— Состояние крайне тяжелое, — сказал доктор. — Он пришел в сознание, но это ненадолго, я полагаю. Вы можете войти. У Вас минут пять, не больше.

Оставив Коробейникова за дверью, я вошел в палату. Павел лежал на кровати с повязкой на шее. И лицо его было белее подушки.

— Зачем Вы приходили к князю Разумовскому вчера вечером? — спросил я его.

Я доверял мнению доктора Сомова и не собирался тратить время на длинные вступления.