Яков. Воспоминания (СИ)

— Вы как себя чувствуете, Анна Викторовна? — нашел я, наконец, нейтральную тему, слегка смутившись собственных мыслей. — Что врачи говорят?

— Доктор сказал, что воспалены дыхательные пути, — отчиталась она со всей серьезностью, — но это скоро кончится. Уже проходит.

— Скорейшего Вам выздоровления, — снова улыбнулся я ей.

Сегодня мне почему-то постоянно хотелось улыбаться.

— Спасибо, — церемонно поблагодарила меня Анна и, не выдержав, рассмеялась снова.

— А этот туман, — поинтересовался я, — у него был какой-то запах?

— Да, такой… — Анна Викторовна задумалась, — удушливый, но не как дым, сладкий…

Она внезапно остановилась, глядя куда-то вперед. Я взглянул туда же. У ограды парка прогуливались князь Разумовский и госпожа Нежинская. Князь приветствовал меня жестом, я тоже коснулся полей шляпы в ответ. А Анна Викторовна неожиданно обняла мою руку обеими руками и крепко прижала к себе. И взгляд ее, направленный на Нину Аркадьевну, был каким угодно, но не добрым. В нем видны были гнев, досада, негодование. А еще (показалось мне или нет?) в нем была ревность. Похоже, дамы в заточении не только не стали подругами, но скорее прониклись друг к другу весьма недобрыми чувствами. Я не знаю и, ради Бога, не хочу узнать никогда, что именно они обсуждали. Но сейчас Анна Викторовна крепко сжимает мой локоть обеими руками, и я чувствую себя счастливым. И кажется, снова улыбаюсь. Да что у меня с лицом сегодня!

— А Вы не раскроете мне тайну нашего похищения? — спросила меня Анна слегка напряженным голосом.

Что ж, ожидаемо. Полагаю, госпожа Нежинская уже изложила ей свою версию, а теперь Анне Викторовне хочется услышать мою.

— Да нет никакой тайны, — ответил я. — Это недоразумение. Когда-то князь и Нежинская помогли мне.

— А Вы — им, — продолжила за меня Анна.

— Что Вы имеете в виду? — спросил я осторожно, боясь поверить своей догадке.

— Ну, это же Вы тогда вели дело об убийстве этого курьера, так? — спросила Анна Викторовна, отпуская мою руку, но немедленно завладевая моей тростью.

Но ее манипуляции меня сейчас мало волновали. Мне было куда важнее то, на что она намекает.

— Да, я вел это дело, — подтвердил я.

— И не нашли убийцу, — продолжала свою мысль Анна.

— Не нашел, — подтвердил я и это, уже понимая окончательно, что она имеет в виду.

Улыбаться больше не хотелось. Хотелось рвать и метать. Мужчине за аналогичное мнение обо мне я бы предложил выбрать оружие, но…

— Но Вы же не думаете, что меня можно купить?! — спросил я предельно спокойным голосом.

— Нет-нет! Я… — торопливо пролепетала Анна, поняв, видимо, что перешла черту.

Но выслушивать ее оправдания у меня не было желания. Я не хотел более ни говорить с ней, ни видеть ее, раз она имеет обо мне такое мнение.

— Выздоравливайте, Анна Викторовна, — холодно сказал я ей.

И, забрав из ее рук свою трость, быстро пошел прочь.

====== Семнадцатая новелла. Пасьянс Коломбины. ======

Прошло уже некоторое время после посещения Затонска паном Гроховским. Наш тихий городок снова стал самим собой, радуя покоем и безмятежностью. Как бы ни любил я работу, но немного покоя после всего пережитого и для меня было не лишним. Мне требовалось время, чтобы разобраться в собственных мыслях и чувствах, выстроить их по рангу и всем им объяснить, как мы будем жить дальше. Не то чтобы у меня получалось избавиться от противоречивых эмоций и желаний. Но удалось выработать некоторый, если хотите, эмоциональный кодекс, которому я собирался следовать.

Мои отношения с Анной Викторовной ставили меня в тупик, совершенно не собираясь подчиняться логике. И это меня категорически не устраивало. Оставляя в стороне все мои нежные чувства к ней, следовало признать, что Виктор Иванович был совершенно прав, выступая против моего общения с дочерью. Да я и сам сколько раз убеждался в том, что приношу ей бесконечные беды и опасности. Но, увы, я отлично понимал, что ни мудрый папенька, ни я сам не в силах запретить Анне Викторовне заниматься расследованиями. Что ж, это был факт, и с ним приходилось мириться. Но раз уж такова была моя ноша, следовало, по крайней мере, нести ее с достоинством. Будем считать участие Анны Викторовны в жизни полицейского участка моей дополнительной нагрузкой, вроде воспитания Коробейникова. И выполнять эту часть работы следует с той же тщательностью, с которой я выполняю все остальное. А пока у нас что получается? Все беды проистекают из-за инициативности Анны Викторовны, из-за того, что я не знаю о ее действиях, не контролирую их. А почему так выходит? Потому что я сам ее и отталкиваю, побуждая действовать, не сказав мне ни слова. Своим скепсисом и постоянными насмешками я не даю ей обратиться ко мне вовремя, и в результате она оказывается в опасности.