Утром летнего дня поступил вызов из дома графини Уваровой. Хозяйка дома была найдена мертвой. Учитывая статус покойной, если бы оказалось, что это убийство, дело стало бы весьма резонансным. Что для меня, соответственно, означало, что в мою работу будет бесконечно вмешиваться начальство всех мастей, пытаясь повлиять на скорость и исход расследования. Подобные дела я не любил чрезвычайно, предпочитая в работе самостоятельность и на дух не вынося давления на меня. Но, прибыв в дом Уваровой и осмотревшись на месте преступления, я понял, что явно недооценил неприятности, которые сулило мне это расследование.
Графиня сидела за столом, уронив на руки голову, будто ее сморил сон. А перед ней на столе стоял канделябр с оплывшими свечами черного цвета.
— Чертовщина какая-то, — прокомментировал я увиденное, — черный воск. Все это похоже на какой-то странный тайный ритуал.
— Графиня, я знаю, страдала мигренью, — попытался утешить меня доктор Милц, осматривающий тело, — вполне могла скончаться от приступа.
— Вы что, знакомы? — поинтересовался я.
— Да, она была моей пациенткой, — вздохнул Александр Францевич.
— А что это за кружева? — спросил я доктора, разглядывая странный узор на виске умершей, образованный, по всей видимости, проступившими сосудами.
— Вот такие капиллярные узоры, — пояснил Милц, — только значительно большие, возникают на теле человека после попадания в него молнии.
— Но не хотите же Вы сказать, — поразился я, — что графиня зажгла свечи, села за стол, а после этого неожиданно ударила молния? Стекла-то целы.
— Рассуждая подобным образом, — заметил Александр Францевич с некоторым неудовольствием, — легко дойти до полнейшего абсурда.
— На пути к абсурду, доктор, бывает, обнаруживается истина, — возразил я ему, усмехнувшись.
Доктор взглянул на меня неодобрительно и принялся внимательно осматривать кисть руки покойной. Его манипуляции были мне не понятны, а объяснений он не давал, видимо, рассерженный моим отношением к абсурду. В конце концов, мне надоело молча наблюдать за его действиями.
— Умеете гадать по руке? — спросил я иронично.
— Яков Платоныч, — строго сказал доктор Милц, — я все-таки врач, а не хиромант. Следов насилия я не обнаружил, а все остальное я скажу после детального обследования.
— Тогда расскажите мне, — попросил я, — чем болела графиня.
— У нее были мигрени, — сказал доктор, — я бы сказал, большей частью воображаемые. В мой последний приезд я ей рекомендовал сократить потребление опия и перейти на другие лекарства.
— Так может, она в наркотическом трансе совершала свои тайные ритуалы, — предположил я, услышав об опии, — и в процессе этого и скончалась?
— По словам служанки, — вмешался Ульяшин, — пропала шкатулка с драгоценностями, очень дорогими.
— Ограбление при мистических обстоятельствах? — усмехнулся я. — Занятно.
— Ну, вот Вы и занимайтесь этим, — сказал доктор Милц. — А когда закончите осмотр, доставьте тело мне в мертвецкую. Кстати, вот какая идея мне пришла в голову, — добавил он, собирая свои инструменты. — Ведь Вы говорите, что в этом деле много мистического и необычного. Так может, есть смысл пригласить Анну Викторовну, как специалиста по общению с потусторонним миром?
— Я не против, — улыбнулся я.
Вообще-то, я был уверен, что Анна Викторовна сама себя пригласит. Даже был удивлен слегка, что ее нет до сих пор, и уже некоторое время прислушивался, не раздадутся ли на лестнице знакомые быстрые шаги. Пусть участвует, Бог с ней. Я за ней присмотрю. В прошлый раз у меня неплохо получилось, и Анна, хоть и принимала активное участие в деле, опасности не подверглась ни разу. Разумеется, это потребовало от меня некоторых дополнительных усилий, но радость от общения с ней окупала их все.
А вообще-то было несколько неожиданно, что подобное предложение исходило от доктора Милца. Если бы от Коробейникова, я бы не удивился, а доктор у нас человек серьезный, материалист. Впрочем, он очарован Анной Викторовной не меньше, чем все остальное управление полиции. И, видимо, решил замолвить за нее словечко передо мной, чтобы в случае интереса барышни к этому делу я ее не гнал и не обижал. Все управление у нас очень доброе и сострадательное, и только господин Штольман жестокий тиран и деспот! Смешно, ей Богу. Знали бы они, как я радуюсь всякий раз, когда вижу ее. Но разве не важнее ее безопасность, чем удовлетворение ее же неистребимого любопытства?
— Тем более, — продолжал убеждать меня доктор, — участие Анны Викторовна в этом деле может дать дополнительные зацепки.
— Или окончательно увести нас в дебри изучения магических ритуалов графини, — предположил я.
Ладно, как бы там ни было, я уже решил, что не стану возражать против участия Анны Викторовны, если она появится. Только что ж это она запаздывает? Неужели сплетни о смерти графини до сих пор до нее не дошли? Но в любом случае, расследование пойдет своим чередом. И сейчас я должен допросить компаньонку графини, некую Уллу, которая, судя по всему, и руководила всем сверхъестественным в доме Уваровой.