Яков. Воспоминания (СИ)

— Яков Платоныч, я все узнал, — выпалил он, пытаясь отдышаться после бега. — Убитый — Анненков Александр Васильевич, профессор математики.

— Вот как! — даже приостановился я, заинтересовавшись этими новостями. — Математики поспорили о мифической Формуле Создателя?

— Напрашивается вывод, — несколько неуверенно сказал Антон Андреич, — что убийца — математик?

— Никто другой не мог знать об этой Формуле, — пожал я плечами.

— Значит, надо искать математиков! — приободрился Коробейников, почувствовав почву под ногами.

— Ну так ищите, — велел я ему, — в меблированных комнатах, в гостиницы загляните и в дом терпимости. Никто не знает, чем математики шутят. Я у Мироновых.

Вернувшись на Царицынскую, я не стал беспокоить хозяев, а принялся за тщательные поиски в саду вокруг беседки. Впрочем, достаточно быстро я обнаружил, что один из обитателей дома проявляет к моим действиям любопытство. Петр Миронов наблюдал за моими поисками, почему-то старательно прячась за деревом.

— Да полноте, Петр Иваныч, — сказал ему я.

— Не помешаю? — смущенно спросил Миронов, перестав скрываться и подходя ближе.

— Нет, — вздохнул я.

— Вы что-то потеряли? — поинтересовался он, видя мои бесплодные поиски.

— Возможное орудие убийства, — ответил я ему.

— Ну, готов помочь в поисках, — сказал Петр Иванович, оглядываясь.

— Как угодно, — кивнул я ему.

Помощь мне, пожалуй, не помешает. Да и собеседник, наверное, тоже. Как, впрочем, и Петру Ивановичу. Вон он как подавлен. И даже, кажется, абсолютно трезв, что явно говорит о высшей степени обеспокоенности.

— Как Анна Викторовна? — спросил я его, зная точно, что в данном случае мой вопрос не вызовет возмущения.

Из всех старших Мироновых Петр Иванович был единственным, кто относился ко мне тепло и никогда не выступал против моих отношений с Анной.

— Держится, — ответил он со вздохом. — Вы же знаете, она эмоции лишний раз не проявляет.

— Я вас вот что попрошу, — сказал я, — Вы проследите, чтоб она из дому не выходила.

— А она уже ушла, — ответил Миронов.

— Куда? — не поверил я своим ушам.

— Ну, ее князь пригласил, — сообщил Петр Иванович. — Прошла садом, так что сторонний наблюдатель этого заметить никак не мог, а недоброжелатель будет думать, что она дома. А она тем временем совсем в другом месте, и, по-моему, это разумно.

— Князь придумал? — спросил я, сдерживая кипящие эмоции изо всех сил.

— Его идея, — согласно кивнул Петр Миронов.

Черт возьми, мне эта идея совершенно не нравилась. Но как я мог хоть кому-то объяснить, что в горящем доме безопаснее, чем рядом с Разумовским? Даже Анна не верила мне, когда речь заходила о князе. Вот и сейчас она предпочла его защиту, не доверившись оставленной мною охране.

— А удалось ли что-нибудь выяснить о личности убитого? — спросил Петр Иванович, отвлекая меня от неприятных размышлений.

— Профессор Петербургского университета, — ответил я.

— Что Вы говорите? — поразился Петр Иванович. — И как зовут?

— Анненков, — вздохнул я, — Александр Васильевич.

В какой-то степени это было разглашением материалов следствия. Но в данном случае я преследовал совершенно определенную цель. Мне вспомнилось, что Анна Викторовна всегда тоже первым делом выспрашивала у меня имя жертвы. Петр Миронов вроде бы тоже считается медиумом, хотя я был с самого начала нашего знакомства уверен, что он шарлатан. Но Анна наверняка хочет знать имя убитого. И поскольку я вряд ли увижу ее скоро, пока она остается в доме Разумовского, то буду надеяться, что Петр Иванович ей все передаст.

— Анненкова что-то не припоминаю, — задумчиво сказал Миронов, явно перебирая в голове своих знакомых из Петербурга.

При этом он наклонился и поднял горлышко от бутылки, намереваясь, кажется, забросить его куда-нибудь подальше.

— Петр Иваныч, подождите! — бросился я к нему.

Он замер со стекляшкой в руках, глядя на меня с недоумением. Я перенял у него горлышко, осмотрел внимательно. Да, типичная «розочка», какие часто используются в кабацких драках. И это наверняка наше орудие преступления, вон и кровь на стекле запеклась. Я принюхался. Алкоголем бутылка не пахла.

— Яков Платоныч, — сказал Миронов, явно гордясь своей находкой, — обращаю Ваше внимание, на то, что, вполне возможно, что именно этим предметом и было перерезано горло нашему профессору.

— Это греческий? — указал я ему на этикетку бутылки, не обращая внимания на его самодовольство.

— Это греческий, определенно и безо всяких сомнений, — согласился Петр Миронов. — Но я вот им не владею.

— Я тоже, — сказал я, упаковывая найденную улику и убирая ее в саквояж. — Благодарю за помощь, Петр Иванович.

— Всегда пожалуйста! — радушно улыбнулся Миронов-младший.

Славный он все-таки человек, искренний и добрый. Хоть и шарлатан, и порой без царя в голове. Но мне часто казалось, что свою искренность и детскую непосредственность Анна Викторовна унаследовала именно от него. Этим, наверное, и объяснялось то, что Петр Иванович был мне настолько симпатичен, что я прощал ему черты, которые в другом человеке вызвали бы у меня отторжение.