Яков. Воспоминания (СИ)

Но даже и при таком раскладе, при подписанном чистосердечном признании им придется очень нелегко на суде. Хороший адвокат мог бы помочь, и такой адвокат был мне известен. Но обратиться к Виктору Миронову напрямую я не мог. Да и боялся я, грешным делом, что из-за враждебности ко мне он откажется от этого дела. Поэтому я послал Анне Викторовне записку с просьбой о встрече в парке, рассчитывая, что она донесет до отца мою просьбу так, чтобы он не мог отказать. И — да, я осознавал, что пользуюсь этим поводом, ища предлог для еще одной встречи с ней. Но и отказать себе в этом не мог.

Сегодняшний день был сырым и туманным и вовсе не напоминал вчерашний, солнечный, когда мы сидели в молчании на крыльце. И Анна Викторовна в строгом платье, в шляпке с элегантной вуалью, была сегодня совсем иной. Прекрасной, женственной, неприступной. Впрочем, ее улыбка говорила, что она рада видеть меня сегодня.

— Анна Викторовна, — поднялся я ей навстречу. — Спасибо, что нашли время.

Она протянула мне руку, и я с нежностью коснулся губами ее запястья. Бог ты мой, как же она прекрасна!

— У Вас что-то важное? — спросила Анна, и я понял, что снова просто молчу, любуясь ею.

— У меня, собственно, дело к Вашему батюшке, — сказал я ей. — Я, по известным Вам причинам, не могу непосредственно к нему обратиться, поэтому прошу помочь.

Анна Викторовна отошла и даже отвернулась от меня, будто смущенная моими словами. Я сделал шаг к ней, пытаясь заглянуть в лицо. Что ее так смутило?

— Да, — кивнула Анна, вновь обернувшись ко мне.

Она была явно взволнованна и смущена, а я не понимал, в чем дело. Поэтому, чтобы не смущать ее еще сильнее, постарался побыстрее перейти к делу.

— Спиридоновым нужен адвокат, — сказал я, — хороший адвокат. Я сам бы предложил это дело Виктору Ивановичу, если бы не ссора. Так что посодействуйте.

— Да, — кивнула Анна Викторовна, улыбаясь какой-то странной, будто разочарованной улыбкой, — конечно, я передам ему Вашу просьбу, и думаю, что он возьмется за это дело.

— Благодарю, — ответил я.

— Так Вы Спиридоновым сочувствуете? — спросила Анна с насмешкой в голосе.

— Признаться честно, да, — ответил я, не понимая, почему это показалось ей забавным. — Молодые люди и вся жизнь впереди, а здесь такое дело… Девушку особенно жалко.

— Ах, Вам девушку жалко? — сказала Анна Викторовна с иронией. — Но как же, она же врала, она же скрывала улики, препятствовала следствию! Она виновна!

— Нелепый, трагический случай, — попытался объяснить я, — испугалась, растерялась.

— Хотела избежать наказания, — продолжила за меня Анна.

— Вижу, Вы сегодня необычно суровы, — сказал я изумленно.

— Зато Вы непривычно прекраснодушны, — ответила Анна Викторовна с возмущением и обидой в голосе. — Нет, Вы мне скажите, а с чего вдруг такое покровительство молодым девушкам? И почему меня Вы так не баловали?

— Это несправедливо, — сказал я ей.

— Ну чем? — спросила Анна со слезами в голосе, делая шаг мне навстречу. — Ну чем она заслужила такое покровительство?

— Да почему Вы сегодня так воинственны? — спросил я с изумлением.

Анна Викторовна посмотрела на меня пристально. Видно было, что ей очень хочется мне что-то сказать, и вряд ли ее речь будет дружелюбной. Чем-то мое заступничество за Спиридоновых рассердило ее не на шутку. Но все же она не стала продолжать ссору и лишь прикусила губы, чтобы, по-видимому, не дать вырваться словам. Повернулась, собираясь уйти, но, как обычно, сделав три шага, остановилась.

— Вашу просьбу я отцу конечно же передам, — сказала Анна совсем другим тоном, уже полностью овладев собой.

Вот теперь все. Она повернулась и быстро пошла по аллее прочь от меня, даже не попрощавшись.

— До свидания, Анна Викторовна, — произнес я тихо, задумчиво глядя ей вслед.

Она уходила, не оглядываясь, самая прекрасная, самая любимая и самая непонятная женщина на свете. Я снова обидел ее, кажется. И снова не понял, чем именно. Но глядя ей вслед, я дал себе слово, что обязательно, во что бы то ни стало, я научусь ее понимать, чтобы никогда и ни чем не обижать больше. И возможно, со временем мы даже научимся разговаривать не только об убийствах и не ссориться при этом. Все возможно, было бы желание. А уж его у меня достаточно.

====== Двадцатая новелла. Демиург. ======

То дело запомнилось мне на всю жизнь, и вряд ли я когда-либо смогу его забыть. Никогда до этого дня мне не пришлось переживать такого ужаса. И никогда — такого счастья. Впрочем, если уж вспоминать, то лучше по порядку.