Одно из самых загадочных и неоднозначных стихотворений «Столб боли вместо воли-неволи…» написано в 1989 году. В нём предлагается описание внутреннего состояния лирического героя. В первой строке сравниваются образы тюрьмы, неволи и страдания: «Столб боли вместо воли-неволи». Так, духовные мучения лирического героя сравниваются с муками заточения. Наш герой идёт по берегу и видит части разрушенного самолёта (или вертолёта) и людей. Видимо, произошла авиакатастрофа: «Вдоль берега винтики-гайки лопасти-кости». Мотив падения расширяется. Падает не только самолёт, но и жизни людей вместе с их радостями и надеждами, направленными к небу, к высшим силам: «С чем кланяюсь низко с чем очи – долою / Вниз радости – рельсы рук в мирное небо». Скорость движения летательного аппарата сравнивается со страхом: «Страх вышел по скоростям в первую тройку». Страх опережает остальные чувства: «В бровь целятся птицы в грязь падают носом». Как и самолёт, птицы тоже падают носом прямо в грязь, хотя целились, как говорится, не в бровь, а в глаз. Разрушается всё вокруг – тонут леса: «Лиственные леса в море по горло / Жизнь рубит с хвоста тёплой волною». Рушится мир. Как тёплая волна, от которой ожидаются лишь приятные ощущения, неожиданно рубит жизнь и затапливает леса, так и любовь приносит не приятные эмоции, а трусливо и болезненно проникает в спину: «Так входит любовь штопором в спину / Так крутит кишки логика яда». Всемирная катастрофа настигает и лирического героя, и его быт, при описании которого используется фразеологизм: «Концептуальный обед щами с лаптями / Лыко не вяжет внутри кровь с кислородом». От званого обеда ожидалось что-то большее – например, радость торжества, но он оканчивается пренеприятнейшими ощущениями, что внутри всё мутит, как в состоянии опьянения. Затем описывается болезненное состояние лирического героя, при котором быт запущен, в доме царит лишь боль: «Пыль села в углу на старый диванчик / Боль встала столбом у изголовья / Ух, классно лежать не шевелиться / Ух, классно бежать не спотыкаться». Компанию нашему герою составляет спящий кот: «Спит маленький кот рядом с большими / Спи маленький кот не просыпайся». По мнению героя, единственный способ обрести покой – это заснуть на века, умереть: «Я рядом с тобой в серенькой шкурке / Я уползу под диван влезу на столбик». Наш герой стремится обернуться зверьком и выпрыгнуть вон из этого мрачного пространства, наполненного болью и страданиями: «Я прыгну оттуда хищной зверюшкой / Я прыгну оттуда сереньким тигром / Я прыгну оттуда откуда не скачут / Я прыгну оттуда куда не вернуться / Я прыгну оттуда где я поселился / В серенькой шкурке».
Сижу в серой рубахе… (1989)
Стихотворение «Сижу в серой рубахе…» написано в конце 1989 года и посвящено России. Родина здесь описана объективно и реалистично. Лирический герой одет в традиционную русскую одежду и наблюдает за происходящим в окно: «Сижу в серой рубахе / Смотрю в окно». Родина воплощается в двух образах одновременно – она и цивилизованна, и в то же время мать-земля: «Цивилизованная[21]
Россия мать земля». Наш герой осмысляет трагическую судьбу России, её достоинства (знание) и недостатки (озлобленность): «Трагические формы / Формулы и знаки / Знание и зло». Отметим, что герой смотрит на городской пейзаж: «Злачные города / Гордые такие таксисты с музыкой». Завершается текст игрой слов (не жарко – не жалко): «В серой рубахе не жарко / Не жалко Родину».Итак, пространство в этом стихотворении преимущественно городское, представленное злачными городами цивилизованной России. Здесь образ города наделён подчёркнуто негативными характеристиками: «злачный», «трагический», что, вероятно, указывает на отношение автора к этому пространству. Здесь обнаруживаем сходство с ранним Ф. М. Достоевским, его петербургской темой «в её «низком» варианте – бедность, страдание, горе – и в «гуманистическом» ракурсе, первые узрения инакости города, его мистического слоя»[22]
.Катится всё в пропасть… (1989)
В стихотворении «Катится всё в пропасть…», написанном в 1989 году, внутренние переживания лирического героя отражаются на внешнем пространстве. Рушится мир не только лирического героя, но весь вокруг. Следовательно, все аспекты жизни нашего героя терпят неудачи, всё идёт к одному: «Катится всё в пропасть / По всем статьям колёсики скрипят». Такое положение дел для героя сравнимо со смертью. Но ад напоминает скорее бытовое пространство, становясь пародией или даже карикатурой на жизнь обычных людей, готовящихся к празднику: «Куда-то в смерть / Все черти покупают бухло / Скоро Праздник в Тартарарах».