Янтарные глаза

— Так в этом все и дело! В психике! В нервах! Ты думаешь, что пора заканчивать, потому что не трясешься перед каждой гонкой? — вырывается у него.— Что за ерунда?! Холодная голова — это огромное преимущество!

— Да, возможно, это преимущество,— соглашается Лукас.— Но не фундамент, на котором можно строить всю спортивную карьеру. Я могу гоняться за иллюзией еще несколько лет. Но не стоит лгать самому себе. Я не очень хороший лыжник. Или, если быть более точным — я недостаточно хорош.

Ливень изумленных, ободряющих, добродушных протестов Джона.

— Черт возьми, не неси ерунды, Люк! Ты хочешь забросить все, чего добился? Возьми себя в руки! Ты можешь достичь всего!

Он всплескивает руками, расхаживает по подсобке, фыркает и даже не пытается понизить голос. А над этим потоком речей и беготни плывут холодные глаза Лукаса — неподвижная серость. На мгновение взгляд метнулся в поисках Пинки. Она замечает дрожь подавленных эмоций и в то же мгновение понимает, как ему, должно быть, трудно сделать и сказать что-либо подобное — признаться в чем-то подобном! Она бросает ему ободряющую улыбку, потому что не знает, как еще могла бы помочь. Лукас улыбается ей. На одно лишь мгновение.

— Я не говорю, что уже не к чему стремиться,— тем временем поясняет Джон.— Но твой стиль хорош, Люк. Если будешь больше тренироваться…

— Да, если я буду больше тренироваться, падение будет не таким быстрым,— перебивает его Лукас.— Может, его даже долго никто не будет замечать. Но вместо того чтобы получить фору, я буду прикладывать все больше усилий лишь для того, чтобы компенсировать убытки. На это я не согласен. Гораздо лучше уйти вовремя.

Пинки пробрала дрожь. Она точно помнила не только слова, но и тон и выражение лица: спокойную, неподвижную, непоколебимую решимость. В каком-то смысле эта ситуация очень напоминала сегодняшнюю. И его подход к ней был весьма похожим. «Нет, Лукас совсем не изменился,— поняла Пинки.— Он способен принимать решения, требующие мужества. Он сделал это в восемнадцать — сделает и сейчас». И закономерное суждение, вполне в логике предыдущих: «Если конец неизбежен, а боль постоянно усиливается, то ему, весьма вероятно, пришло в голову, что и сейчас он мог бы… вовремя уйти».

Пинки вцепилась обеими руками в металлические перила. Она почувствовала, как дрожат ее пальцы. «А если я спрошу, не хочет ли он случайно покончить с собой? Что же он мне ответит? А что скажу я? Неужели я буду уговаривать его так же жалобно и глупо, как тогда Джон?»

При мысли об этой неловкой сцене у нее по спине побежали мурашки. Джону Мак-Коли следовало признать доводы Лукаса и отпустить его — она осознала это спустя годы, а вот он не собирался так просто принять это. Когда лобовая атака не удалась, он попытался зайти с флангов — а поскольку тут же наткнулся на то, что резко противоречило убеждениям Лукаса, то терял и терял балл за баллом.

Бойня в Лат Ганимед. В конце концов все обязательно к этому сводится, хочешь ты или нет: к проклятым идеологическим спорам.

— Через три недели будет «Ганимед Опен». Ты хоть понимаешь? — настаивает Джон.— Самая важная гонка сезона! Разве ты не хочешь подождать хотя бы до него? Вот увидишь, ты справишься.