Янтарные глаза

Камёлё не хотела смотреть на это. Лучше переключить внимание на женщину, потому что это был объект куда безопаснее. Ее зовут Пинкертина Вард. Скучная, незначительная личность, тепличное растение, почти выветрившийся аромат. Подруга детства Луса, такая мечтательная блуждающая душа, которая напредставляла себе с ним жизнь, а на самом деле значит для него не больше, чем все та же подруга детства. Стоило только копнуть глубже в прошлое — и Камёлё раскрыла весь набор: неловкие ­осложнения романтической любви, детские и инфантильные приступы обожания, снопы неисполненных желаний. Она рассмеялась.

Липкий комок сомнений, замешательства, страха. Он цеплялся к ней как чертополох.

Однако вот они, сидят вдвоем, вопреки всем ожиданиям. И Пинкертинка-Цветинка свое получила. Она сама не своя от мысли, что Лукас Прекрасный нашел для нее время. Рё Акктликс, есть ли смысл так надрываться с этой телепатией? Все ведь так предсказуемо.

Но кое-что Камёлё здесь смутило. В этой встрече было что-то странное. И чем дальше она заглядывала, тем больше ей открывалось, как будто камера приближала картинку. Пинкертина, нежная душа, пришла сюда с какой-то целью. Она специально спровоцировала эту встречу — хотя обычно так не делает,— чтобы что-то передать Лукасу. Но ее запал быстро иссяк. И вот она сидит здесь. Не знает, что делать. Безуспешно собирает всю храбрость; безуспешно спрашивает сама себя, зачем она вообще решила вытащить это дело на свет.

Речь о каком-то письме. Примерно двадцатилетней давности.

Камёлё нащупала своей мыслью сложенную полоску бумаги, лежащую в сумке девушки. Отец Лукаса хотел, чтобы она передала это письмо. Однажды. Когда настанет нужный момент.

А что это за нужный момент?!

В психосфере не существует случайностей — только синхроничность. Спустя четырнадцать дней после того, как Лукас начал свое расследование, эта девушка сидит здесь, за одним столом с ним, хотя в нормальных обстоятельствах никогда бы не осмелилась ни на что подобное. Вдруг — вдруг! — она вспомнила о деле, которое у нее так долго выходило игнорировать. Она думает, что должна сказать Лукасу прямо сейчас. Это стало настолько невыносимым, настолько неотложным, что она и правда начала действовать. Она и сама, скорее всего, понятия не имеет, какая муха ее укусила; что это вдруг зашевелилось в ее памяти или совести и почему прямо сейчас. Но Камёлё не нуждалась в объяснениях. Между отдельными событиями, на первый взгляд, причинной связи может и не быть, но общая причина быть должна. Общая причина, которая привела в движение действия всех сторон. Пусковой механизм, запланированный — когда-то. Кем-то.

Рё Акктликс. Ей почти стало жалко эту девчушку. Ведь это, похоже, результат глееваринского вмешательства.

Она медленно рассматривала письмо. Цветинка-Пинкертинка как раз пока не собирается выкладывать его на стол. В свое время она хотела его прочитать и неосторожно порвала — как неловко! А затем поняла, что оно ­написано на языке, которым она не владеет. Из ее мыслей содержания не узнать.

Камёлё внутренним зрением наблюдала, как Лус общается с официанткой и берет меню. Скоро закажет ужин. А пока эти двое будут его ожидать и сидеть за чашкой чая, Сиротинка наконец решится. Рё Акктликс, она ведь взрослая женщина! Может, все это дело с письмом ей и неприятно, но ведь это не конец света. Она объяснит Лусу, как была в шестнадцать лет глупа в своих попытках тайно подглядеть, даст ему открытое письмо — и оба рассмеются.

Но Камёлё не могла так рисковать. Она не могла допустить, чтобы планы какого-то другого глееварина испортили ее планы. Лукас не должен взять письмо в руки раньше, чем она лично его изучит. Не от любопытства, не из-за детской влюбленности, а из-за чувства самосохранения. В нем необязательно должна быть какая-то тайна. Но письма может хватить, чтобы Лус вспомнил весьма конкретные тайны.