Янтарные глаза

Ей пришло в голову, что при побеге она могла бы обогнуть бар, схватить Луса за руку и утащить его в безопасное место. Но добрые дела не так просты. Если она уведет Луса отсюда физически, ей придется раскрыть себя. Если она предупредит его телепатически, Лус гарантированно поставит все под сомнение, начнет с ней спорить и таким образом привлечет внимание зрёгала, а тот ее обнаружит и скажет о ней Лусу. А как только Лус вспомнит ее, то в его памяти воскреснут и события четырехлетней давности — и в тот же момент он раскроет не только все свои тайны, но и ее. Так не пойдет. Нельзя предупреждать Луса. Она втянет и его, и себя в неприятности.

С письмом уже ничего не выйдет, но нужно хотя бы сделать что-то, чтобы его не получил зрёгал. Он глееварин — конечно же, он его заметит, как заметила и она, если от него это никто глееваринским методом не скроет.

И она скрыла. Еще до того, как зрёгал вошел в дверь, она осторожно и незаметно замаскировала все, что могла. Стерла информацию о письме. Стерла упоминания о гмершале, чтобы не всплыл факт, что Лус пытался достать запрещенные вещества. Если же зрёгал все-таки обнаружит, что кто-то вмешался в протонацию, по крайней мере, пусть обвиняет перекупщиков. И наконец, спрятавшись за пятном в протонации, она отдала Пинкертине Вард самый сильный приказ, на какой была способна: «Не говори об этом Лусу

». Это был единственный шанс — устроить так, чтобы Лус не прочитал письмо хотя бы сегодня… а значит, не имел во время допроса в голове больше, чем сейчас.

Покончив с этим, она дождалась под прикрытием невидимости, когда Лус вернется за стол, чтобы ни в коем случае не столкнуться с ним по дороге, затем расплатилась у бара и через черный вход выскользнула на улицу.

И почувствовала, что зрёгал только что нашел его.

Глава девятая

 Тень Акктликса

Фиона Фергюссон закрыла за собой дверь, повесила пончо в шкаф и прошла через комнату в спальню. Прямо перед ней, у изножья кровати, висела огромная красно-коричневая маска, ухмыляющееся лицо бога Акктликса. В высоту она была метра два, и сама Прастарая когда-то специально для нее собственными руками собрала маску из пятидесяти пяти кусочков мицелиала, которые достала по очень разумной цене — разумной, конечно, учитывая огромное ритуальное значение этой вещи. Часть за частью она повесила маску на стену за петли из микроволокна.

— Сделать это могут лишь мои собственные руки, Фиона,— объясняла Прастарая

.— И никто больше не смеет касаться лика божьего. Даже ты никогда не касайся его без причины… а если не будет уже другого выхода, то лишь через пять слоев чистого белого полотна, которое тут же нужно сжечь! Пять — священное число, как ты, конечно же, знаешь.

Фиона прекрасно понимала, что ритуалы необходимо соблюдать. Указ Прастарой она ни разу не ­нарушала. (Даже когда ей однажды понадобилось покрасить комнату, она использовала пять слоев полотна, чтобы накрыть маску,— после чего сожгла целый пакет ткани во дворе, сопровождаемая порицанием соседей.) Своей рукой смертной она никогда бы не осмелилась коснуться божьего лика.

И это было правильное решение, потому что, благодаря ему, место осталось чистым. Маска была последним, что Фиона видела перед сном, и первым, что она видела, проснувшись,— а также причиной, почему в этой кровати она всегда спала одна. Перед лицом Акктликса она бы не потерпела рядом с собой фаллоносцев.

В этот раз она лишь бросила сумочку на кровать, прижала два пальца к плечу, поклонилась до земли и отправилась на кухню разогревать свой очень поздний ужин.

Разочарование все еще никуда не делось. Нет, ей не следовало туда ездить — теперь она это понимала. Когда она добралась до астрологического магазинчика, который скрывал от непосвященных вход в маленький ссенский молитвенный зал Пути, внутри уже не горел свет, а витрина была закрыта железными рольставнями. Она подумала, что подобного можно было ожидать, но это никак не облегчило удушающе горькое чувство несправедливости. В глубине души она надеялась, что Прастарая подождет ее. Что она будет сидеть в своем пурпурном плаще за прилавком стародавнего магазина и высматривать именно ее.

Прастарая ведь понимает ее. Фиона совершенно не сомневалась в мистической силе, которой обладает эта пожилая женщина, и в глубине прозрения, на которое она способна. Конечно, непосвященные никогда этого не поймут. Перед ними Прастарая притворяется всего лишь чокнутой старухой: немного эксцентричной и немного смешной, немного хитрой и немного театральной — в общем, деловой ссенской торговкой, привлекающей одурманенных и ничего не смыслящих землян, которые никогда не увидят ее скрытого лица. Они приходили посмотреть на нее, насмехались над ней и в шутку покупали амулеты для защиты от нежелательного зачатия, от двойки по математике, от компьютерных вирусов и от импотенции. Для дураков у нее были бесполезные камни. Для избранных — жемчужины.

— Я жду тебя, дочь моя,— сказала бы она, когда Фиона войдет в дверь.