Ярость обреченных

Залп ени чиры, ударивший в упор, выкосил две первые шеренги баталии. Но уцелевшие бойцы третьей дотянулись до заурцев и с яростью заработали алебардами, обрушивая топорища страшного оружия на головы стрелков и мечников. А пытающихся остановить их ени чиры встретили граненые наконечники пик последних шеренг фаланги.

На участках же, где пушкари развернули деревянные орудия, ситуация сложилась и вовсе благоприятная — там враг пока не сумел даже взобраться на вал…

Но если первую волну штурмующих мы сейчас истребим, то следующих за ними стрелков, уже изготовившихся к бою и показавшихся во многих местах на гребне вала, мы скинуть не успеем. Их залпы будут следовать бесконечным веером, один за другим, да в упор — то есть гарантированно сметая пытающихся остановить врага рогорцев и лехов.

Похоже, все кончено…

В отчаянии бросаю взгляд на солнце, и сердце начинает бешено биться: светилу осталось уже совсем немного до захода, часа полтора-два от силы! Ведь казалось, что битва длится пару часов, а на деле прошло не меньше пяти!

Словно вторя моим мыслям, над холмом раздались заливистые, задорные сигналы боевых горнов, и вся масса пехоты Бергарского начала стремительно спускаться вниз, разгоняясь перед фланговой атакой.

— Все! Все вперед!!! Бей ени чиры!!! Истребим стрелков!!!

Беркер-ага, стамбу агасы.

— Таким образом, они сумели отступить, даже когда азепы заняли оставленный холм и нанесли им фланговый удар, а топчу открыли огонь из орудий. Вести бой ночью тяжело, а уж тем более с применением артиллерии.

— Ибрагим-ага?

Голос Нури-паши мертвенно холоден, и кажется, что чаша гнева его настолько переполнена, что он принял новую форму — не горячечного бешенства, а ледяной, беспощадной ярости. И не только командир корпуса топчу, но даже я не смею поднять глаза на сераскира:

— Прошу простить, мой повелитель, но линия соприкосновения двух армий ночью, в ближнем бою, практически неразличима для глаз наводчиков. В какой-то момент наши ядра ударили в тыл ополчения, и они…

— И они тут же отступили, решив, что противник зашел к ним в тыл! Трусливые шакалы!!! Что же случилось в конце боя, стамбу агасы? Почему твои гвардейцы закончили схватку и прервали преследование?

— Потому, что склабины забили свои деревянные пушки и подорвали их на пути ени чиры. Многим тогда показалось, что враг воспользовался земляными орудиями, как при штурме крепости… А когда мы во всем разобрались, преследовать противника было уже поздно.

— Девлет-бей, отчего ты молчишь, славный командир кавалерийского корпуса?!

Невозмутимо молчавший военачальник из торхского рода, честно служившего султанату вот уже многие годы, ответил каким-то усталым, надломленным голосом:

— На противоположной стороне брода нас ждала засада, сотня дели не смогла ее обнаружить. Когда же на вражеский берег перебралось до полутора тысяч акынджи, следующих через переправу всадников обстреляли, а головной отряд атаковали с трех сторон. Я бросил на помощь делилер, но они не успели миновать брод, как были выкошены все теми же стрелками и картечью пушек, замаскированных в камышах. Еще одну попытку дели предприняли, попытавшись вместе с лошадьми переплыть реку, но у нее слишком быстрое течение, часть всадников снесло от брода ниже, часть и вовсе погибла. Пробиваться через переправу еще раз я не увидел смысла.

— Значит, мы не смогли победить ни в одной из битв! — Лед в глазах сераскира способен заморозить кровь в жилах. — Твои потери, Девлет-бей?

— Полторы тысячи акынджи, пять сотен всадников дели — учитывая сотню разведки.

— Стабму агасы?

— Три с половиной тысячи ени чиры, из них тысяча серденгетчи — это практически все «рискующие головой». А также четыре с половиной тысячи азепов.

— Итого десять тысяч воинов за один день…

Нури-паша будто бы досадливо покачал головой, словно совершенно не гневается:

— Что говорят пленные, уважаемый Беркер-ага?

Ожидая этого вопроса, я бодро отрапортовал:

— У противника совсем ничтожно сил, учитывая сегодняшние потери, в их распоряжении осталась едва ли тысяча всадников, сотен шесть стрелков, да две с половиной тысячи пехоты без огнестрельного оружия. Более в Рогоре нет вооруженных контингентов склабинов до самой горной крепости, прозванной ими Врата Льва! Но ее гарнизон невелик, некоторые пленные слышали, что враг собирается дать нам еще один бой перед местной столицей…