Ярость обреченных

Укол пики сбиваю ударом сабли по древку, рывок вперед — и елмань сечет горло незадачливого копейщика. Но следом на меня налетает его товарищ с занесенной для удара саблей — одновременно с шагом вперед падаю на колено и полосую незащищенный живот врага ударом от себя. Нырок назад на дрожащих, ноющих от напряжения ногах — и, с трудом подняв руку, смахиваю с бровей обильный пот. Благо что вовремя успел уйти за спины бойцов, прикрывших меня своими клинками…

Да… Так жарко не было даже в засаде горцев в узком ущелье горного прохода… Хотя, по совести сказать, то, что случилось тогда, вряд ли можно назвать схваткой — скорее, коротким, но кровавым избиением, которое мне удалось каким-то чудом пережить, да еще и не стать калекой. Но сейчас… Сейчас на поле боя также царит кровавое безумие, только теперь мы поменялись местами: враг во множестве гибнет, заваливая нас своими телами, но и мы несем потери. А еще сил у заурцев значительно больше, и недалек тот момент, когда нас просто задавят числом… Накал схватки и ярость азепов, лезущих вперед по трупам товарищей, таковы, что, сделав несколько залпов (причем последний в упор!), я и мои стрельцы так и не сумели отступить. Сейчас же мне тем более нельзя выводить людей из боя — враг тут же пробьется…

Вряд ли мои мысли заняли более пары-тройки секунд. Но между тем сквозь строй отчаянно рубящихся с врагом стрельцов и шляхтичей прорвался здоровяк заурец с тяжелой двуручной саблей. Оба преградивших ему дорогу воина пали — один с отрубленной головой, второй с распоротой наискось грудной клеткой. Дико взревев, заурец бросается на меня…

Эдрик Бергарский, командующий объединенной армией.

— Вестовой! Скачи к шляхтичам, занявшим третий рубеж, пусть спешат сюда со всех ног! Не удержим холма, потеряем все поле!

Отпустив первого гонца, обращаюсь к второму:

— Найди великого князя! Передай: пусть уводит людей на третий рубеж! Понял?! Пусть сразу уводит людей на третий рубеж!!!

Второй гонец галопом помчался вниз. Сцепив зубы, я с болью наблюдаю, как тают шеренги моих воинов, уже оттесненных от люнетов, защищающих холм. Еще чуть-чуть, и истончившуюся линию обороняющихся прорвут…

А в резерве осталась лишь сотня кирасир-рогорцев.

Направляю коня к ним. Остановившись напротив строя всадников, с минуту смотрю на рогорцев, которым пару недель назад был смертельным врагом.

— Воины! Сейчас решается исход битвы! Если заурцы сомнут нас и займут холм до прибытия подкрепления, мы все погибнем. Вас всего сотня — но вы панцирная конница, и ваш удар затормозит прорвавшегося врага на необходимое время! Я помню, что до недавнего времени мы бились друг с другом, что наемники и степняки, пришедшие с нами, разоряли вашу землю! Но посмотрите на подножие холма! Всего в нескольких сотнях шагов отсюда кровь лехов, что льется сегодня за Рогору, искупает наши грехи! Так будьте же честны и великодушны и поддержите нас в битве за вашу землю!!!

— Гойда!

Войтек Бурс, десятник кирасир.

Гетман юга едва ли успел закончить свою речь, как строй лехов лопнул, словно гнилое яблоко. Впрочем, дрались они честно — и, если бы наши полководцы догадались укрепить холм именно валом с частоколом, враг так легко бы не прорвался. Но чего теперь говорить — все мы задним умом крепки…

Между тем раздался сигнал к атаке, и я с тоской подумал: а увижу ли когда-нибудь Данутку, сыновей Зибора, Войцека, прочих деток? Живы ли они, здоровы ли, хватает ли им еды? Не задирает ли кто мальчишек, не лезет ли кто под подол к жене против ее воли — или, наоборот, с ее согласия?

Скрипнув зубами от досады на себя за последние мысли, крепче сжимаю рукоять самопала — я обещал жене вернуться живым с войны, и я буду держать обещание! А подобные думы пред схваткой — верный шаг к могиле. Пусть эта война выходит уже второй по счету, и безнадежных передряг, в которых я оказался за последнее время, уже не сосчитать — но ведь остался же жив! Так что бейся крепко, воин, а судьба сама решит, кому по миру еще побродить, а кому в землю лечь!

А если доведется сегодня голову сложить — так сложу за правое дело. Сложу за свободу детей своих, за честь жены, за землю отчую — так быть по сему! Принимаю свою судьбу!

Я понукаю жеребца, переходя на галоп одновременно со всей сотней. Бергарский прав, нас немного — но мы латная кавалерия, наш таранный удар страшен…

— Залп!!!

В ответ на рев сотника вскидываю самопал и разряжаю его в массу заурцев, пытающихся продвинуться в первый ряд бойцов с копьями. Не получилось — наш огонь разметал жидкую цепочку копьеносцев.

— Пики!!!

Скидываю с плеча кожаную лямку, одновременно освободив носок правой ноги из фиксирующей петли, и, развернув копье за древко, старательно зажимаю его под мышкой, упираясь в луку седла. Сейчас…