Я остановила себя прежде, чем успела сказать «возможно», потому что такое действительно было возможно. Министерство Пропаганды полностью контролировало выдачу информации и способно было полностью скрыть правду, дискредитировать доказательства и арестовать любого, кто пытался говорить об этом.
– Моя мать исчезла после того, как начала предавать огласке то, что случилось, – продолжила Мегара. – Через год ее выпустили, превратив сначала в тень. Что, я полагаю, случится и с Ричардом Тиндейлом, когда это место расправится с ним. Как моя мать, как я, он исчез без суда и следствия, потому что Комитет по Перевоспитанию работает в условиях строжайшей секретности.
В ее глазах полыхал огонь, когда она уставилась на меня, как будто знала, что только я виновата в том, что его забрали. Я наконец-то поняла ее точку зрения. Мегару не волновала вина Тиндейла или ее отсутствие. Мегару беспокоила легкость, с которой мой рапорт заставил его исчезнуть.
Все это выглядело настолько реальным, что вызывает беспокойство.
Зубастая ухмылка Мегары расширилась:
– Вот что бывает, когда нет свободы прессы,
Она, не спрашивая разрешения и с легкой снисходительностью, назвала меня коротким именем, что привело меня в чувство.
Даже если заговор Мегары и можно было чем-то оправдать, это не меняло того факта, что Отверженные раскрыли государственную тайну нашим врагам и что нелегальный печатный станок – угроза национальной безопасности. А если не выясню я, то Министерство Информации найдет другой способ разговорить ее и добиться ответов.
Покончи с этим, отпусти ее, а потом ищи ответы.
Сделай все, что нужно.
– Тебе будет стыдно, если твоя семья пострадает еще больше.
Я протянула через стол лист бумаги.
Она посмотрела на список имен, моргнула, а затем побледнела:
– Вы не посмеете.
– Если Министерство так спокойно скрывает своих жертв, почему бы ему не пополнить список? Ты сама сказала. Я с остервенением стреляла по гражданским. Почему я должна сделать исключение сейчас? Лекс, Катарина, Вэл Лазаре…
– Ты этого не сделаешь, не можешь…
Она была права: по закону я ничего из этого сделать не могла, но в ее глазах я увидела, что она не уверена в этом.
– Хочешь знать, каково это – смотреть?
Глаза Мегары распахнулись так, что стали видны белки. Я протянула руку за голову и схватила себя за волосы:
– Меня держали вот так. Сначала ты слышишь крики, но крики стихают, когда они начинают задыхаться…
Мегара вскочила со своего места так резко, что ее стул отлетел назад. Охранник шагнул вперед и дернул ее назад, когда она бросилась ко мне через стол.
– Ты животное. Грязная, ужасная, бессердечная
– Да. Я такая.
Мегара рыдала от ярости. Я ждала, но, когда не последовало никаких оскорблений, продолжила:
– Скажи мне, где найти украденное зерно.
Она облокотилась на руки держащего ее охранника и подняла голову. Ее глаза блестели, а зубы были ощерены.
– В желудках тех, кто в нем нуждался.
От морального превосходства, звучащего в ее голосе, мне захотелось что-нибудь разбить.
– Печатный станок?
– Мерзко, – вздохнула Мегара.
Да. Мерзко. Я чувствовала это. Отвратительное чувство собственного удовлетворения, пока ожидала ее признания, зная, что она попалась на крючок.
И мне осталось только использовать в качестве оружия воспоминания о том, как горела моя семья.
– Печатным станком, – выдохнула Мегара, – заведует Ло Тейран.
На секунду мне показалось, что я ослышалась.
– Ло Тейран? Поэт?
Каллиполийский поэт-лауреат. Отец Лотуса. Чей особняк в Яникуле был достаточно велик, чтобы разместить в нем печатный станок и не подвергаться обыскам городской стражи.
Кор, Ли. А теперь Лотус?
– Тот самый, – ответила Мегара.
Внезапно пол под нами задрожал.
Охранник Мегары впервые открыл рот:
– Это сигнал тревоги.
Он расслабил свою хватку на руке Мегары.
Мы находились слишком глубоко под землей, чтобы расслышать звон колоколов, но вибрация от их звона отбивала ритм под нашими ногами. Выбивая послания, которые знал каждый каллиполиец.
Питианцы. Пришли по картам зернохранилищ, подоспели на запах предательства, добравшись до наших домов в день Зимнего Солнцестояния.
Люди погибнут из-за идиотизма этой девчонки.
Потянувшись за шлемом, я услышала голос Мегары. Безмятежная улыбка расплылась по ее лицу.
– Знаешь ли ты, – сказала она, – что бункеров на всех не хватит?
Я натянула шлем на голову, едва услышав ее голос.
– Что?
Блаженное выражение лица Мегары стало совсем безумным.
– Они еще не закончили строительство бункеров. Их не хватает. Я делала доклад об этом для своей стажировки в «Золотой газете» прямо перед…
Но у меня не было времени на разглагольствования Мегары. Я, пройдя мимо нее, выбежала в коридор и помчалась к Аэле.
На крыше дома Саттеров дети тесно обступили небесную рыбку Криссы, трепеща от возбуждения, пытаясь погладить дракона и умиляясь переливающейся на свету перламутровой чешуе Федры. Миссис Саттер и Ана забрались на самый верх пожарной лестницы, чтобы понаблюдать за происходящим. Ана обнимала мать, на морщинистом лице которой расплылась улыбка.