Языковой вкус эпохи

На месте студенты Гарвардского университета вполне можно уже сказать студенты Гарвард (даже – Харвард) университета; что же касается названий, от которых нет русского прилагательного, то только так и можно: профессор истории Уэлсли колледжа (Изв., 8.9.92). Переводчики сейчас и не пытаются русифицировать и даже склонять, скажем, иностранные названия улиц, площадей: По Ванс-авеню торопливо шла женщина. Дойдя до Крамер-бульвар, она остановилась… На углу Ванс-авеню и 

Крамер бульвар… (Э. С. Гарднер. Мейсон рискует. Пер. Е. Дмитриевой и Т. Никулиной. М., Политиздат, 1991, сс. 119, 123 и др. Еще несколько лет тому назад было бы авеню Ванс, бульвар Крамер, а то и Крамера или Крамеровский и уж, несомненно, на углу бульвара Крамер или на углу Крамер-бульвара).

Все чаще и легче такие конструкции образуются и там, где естественнее были бы традиционные: Дягилевъ-центръ, Дягилевъ-центра (Коммерсант, 1993, 1) вместо Центр имени Дягилева или на худой конец в разговорной речи Дягилевский центр

.

Но ведь по-русски сочетания с прилагательными и с родительным падежом по ряду обстоятельств, и в самом деле, бывают коммуникативно неудобными, особенно в случае иноязычных имен. В Баку, скажем, станцию метро предпочтительнее и по-русски называть Шаумян (Шаумян-станция, станция Шаумян), а не Шаумяновская, Шаумяна (неловкость ощутима и при собственно русских на Пушкина выходите? и под.). Также в географических названиях типа мыс Челюскин (Пр., 27.8.79), хотя – мыс Дежнева, ср. также Адлер-курорт и слитно Адлеркурорт и т. п.

Ситуация осложняется неловкостью конструкций типа Институт имени А. С. Пушкина, которая, если отбросить наивно законодательную практику присваивать именные названия верховными указами, приходит в странно-противоречивые отношения с нормативным для русского языка сочетанием

Пушкинский институт или естественными для синтаксиса большинства языков сочетанием Институт «А. С. Пушкин» (так, например, у болгар) или Пушкин-институт (скажем, немецкое Puschkin-Institut).

Традиционно образцовый русский язык избегал подобных «аграмматичных» построений (допускались массово в профессиональной речи, особенно в технической и научной разнообразные сложения, например: крекинг-процесс, блюминг-стан, альфа-частицы, Х-лучи и т. д.; ср. компакт-диск, мини-диск, а также уик-энд). В настоящее время перед ними ворота в литературный обиход широко распахнулись.

Этому, несомненно, способствовали ставшие широко известными произведения русских писателей-эмигрантов, в речи которых под влиянием иноязычного окружения они более естественны. У В. Аксенова (В поисках грустного беби. New York, 1990), например, находим не только названия вроде Пенсильвания-авеню или явной кальки шоу-бизнес, секс-коммерция, флаг-башня

, но и салат-бар (В салат-баре мы отоварились еще овощами – с. 48), бюро-шедевр (бюрократический шедевр: Теперь, при всем желании, к нашим бумагам невозможно придраться: совершенство! Бюро-шедевр! – с. 99) и даже Казань-юниверсити (Март, студенческая местность близ «Казань-юниверсити» – с. 96).

Конструкция оказывается чрезвычайно емкой и, несмотря на известное несоответствие русской грамматике, получает все большее распространение, прежде всего в различных названиях, как-то связанных с английскими образцами: бизнес-школа, московский телефонный бизнес-справочник (параллельный английский текст the Moskow business telephone guide наводит на мысль о том, что все эти бизнес-справочник, бизнес-университет, бизнес-клуб, а затем бизнес-туризм и пр. – собственно русские образования, даже и не кальки). В то же время английские образцы несомненны, что часто подчеркивается и сохранением подлинного написания: