Андрей написал подробные объяснительные для своего начальства, для службы собственной безопасности и для отдела кадров.
Голословные нападки Сереброва он категорически отверг. Угрозы товарища подполковника о наличии аудиозаписей бесед Рязанцева с «Винни-Пухом» оказались блефом. Имелась распечатка единственного телефонного разговора с Ингой Стрельниковой. Там адвокатесса лаконично напоминала о своей просьбе. О какой именно, непонятно. Односложный ответ Рязанцева ясности не добавлял.
Общение с адвокатом майор назвал чисто рабочим:
— Так она злодеев по нашим делам защищает. Сейчас вот — убийцу Расстегаева. Звонила, значит, согласовать ей чего-то надо было. Насчёт передачки вроде. Точно не помню.
Рамки служебной проверки не позволяли комиссии опрашивать гражданских лиц. Впрочем, любая попытка получить пояснения Стрельниковой была обречена на провал. От хитрой лисы откровений не жди.
Насчёт своего обращения к Лукьянову убойщик выкатил складную домашнюю заготовку. Он адреснулся к сотруднику УНП за содействием в проверке инфы в отношении коммерса, на которого мог работать подозреваемый в серийных изнасилованиях. Думал, что у крутого спецподразделения есть доступ к компьютерной базе налоговой инспекции. В подтверждение своих слов Рязанцев предъявил план ОРМ, где имелся соответствующий пункт.
— Почему Лукьянов по-другому говорит? Вероятно, ему начальник велел. Свою разработку просрали и норовят меня крайним сделать. Извиняюсь, вырвалось. Обидно просто. Вот вам по должности положено нас кошмарить. А эти куда лезут? Они такие же менты, как я.
Разговор происходил в кабинете «гестапо». Опер Французов, долговязый, носатый, дёрганый, похожий на дятла, попытался напустить тумана и поймать на противоречиях. Особо, впрочем, он не усердствовал. Понимал, что материал тухлый. И вообще, Французов дорабатывал год и уходил на пенсион. Перспективные проверки ему больше не доверялись.
В части утраты контроля за справкой УСТМ свою вину Рязанцев признал от и до.
— Не выяснил, хотя был обязан!
Прятаться за Фомина не стал, и руководство УУР это оценило. С Фомы будет отдельный спрос. Пока, с учётом нахождения в командировке на Кавказе, дистанционный. Ситуация встанет на паузу. К тому времени, когда он вернётся, утечёт много воды.
Андрей очень надеялся, что резона выметать сор из избы у генерала нет. Себе дороже выйдет. Если материал не пойдёт в прокуратуру, вопрос об уголовной ответственности не поднимется.
«Дисциплинарку переживу, не облезу. Майора успел получить, теперь пусть хоть обвешают выговорешниками.
Как ёлку! Обидно, конечно, что надбавки почикают. С деньгами и без того напряг. Инге надо как можно скорее долг вернуть. Ежели бы Француз разнюхал про её двадцать «штук», точняк бы коррупцию пришил!»
Из областного управления Рязанцев возвращался выпотрошенный. Голодный, в затылке ломит, глаз дёргается. В прихожке рухнул на детский стульчик. Кряхтя, стащил за задник ботинок с правой ноги.
Хотел пожаловаться на тесную обувку, но по омертвелому Юлькиному лицу понял — случилось страшное! Как в знаменитой рекламе «Банка Империал».
— Кто такая Стрельникова Инга Юрьевна?! — голос жены звенел на запредельно высокой ноте.
Андрей мешкотно поднял взгляд. Ответ «адвокат», по ходу, будет воспринят, как издёвка.
— А что? — переспросил, неуклюже маскируя замешательство.
— Она мне сейчас позвонила и рассказала, что вы с ней — любовники. Два года уже.
Удар пришёлся точнёхонько под дых, в «солнышко». Рязанцев плаксиво сморщился. И не от досады, впрямь острую боль испытал. Он решил молчать, пусть Юлька выговорится.
Разразился первый в их семейной жизни скандал. Хуже всего, что случилось это при сынишке.
Ни отрицать, ни, тем паче, оправдываться, Андрей не стал. Бесполезняк.
— Я только отца похоронила, сорок дней не прошло, и такая плюха! За что? За что мне такой позор?! А-а-а, я поняла… Ты специально подстроил! Избавиться от меня хочешь!
— Не кричи, пожалуйста. Мишаню напугаешь.
— Про сына вспомнил? А чё ты про него не вспоминал, когда эту свою адвокатшу дрючил? Пускай Мишенька узнает, какой у него папочка козлина! Чем раньше узнает, тем лучше! Хорошим ты только притворялся! Ненави-ижу!
Андрей дотянулся до снятого ботинка. За десять часов хождений по кабинетам неразношенная обувь истерзала ноги. Вызов «на ковёр» потребовал обрядиться в костюм, к нему родимые «адидасы» были не в масть.
— Юль, давай, я сейчас уйду. Ты успокоишься. Потом мы поговорим.
— Вали-и! Я навела справки. Она же старуха! Зато богатенькая, да?! Ты ж теперь у нас круто-ой стал. С высшим юридическим образованием! Теперь вашему благородию пэтэушница не ровня!
Прежде чем уйти, Рязанцев заглянул в детскую. Сын сидел нахохленный, как воробышек.
— Привет, дружок. Мне по работе надо отъехать. Завтра мы обязательно увидимся.
Мальчик промолчал, оттопыренная нижняя губка дрожала. Обнять его Андрей не решился, чересчур виноватым себя чувствовал. Покидая комнату, он прорычал по-собачьи, кляня себя последними словами.