Но при стихийном бедствии могут пострадать неповинные. Тем более, что с недавних пор окрестности Жориной горы на зависть латифундистам «Посёлка нищих» украсились роскошными особняками.
Не единожды мне приходилось заглядывать в пустые глазницы безносой. Всякий раз я отчаянно трусил и совершал поступки, с периферии казавшиеся геройскими. Сейчас я боюсь куда больше обычного. Я объят форменным ужасом, свидетельством чему — промокшая от липкого кислого пота простыня.
Всё потому, что чувство стыда сильнее страха смерти. Свадебное торжество соберёт уйму народа. В глаза не скажут, в глаза у нас говорить не принято, но за спиной начнут шушукаться и тыкать пальцами: «Вот! Вот он — маньяк! Извращуга! У-у-у!»
Отвергнув лазейку членовредительства, я настоятельно внушаю себе, что до моей скромной персоны никому нет дела. Уже на следующий день меня забудут. Разглядывая семейные фотографии, станут морщить лбы и гадать:
— А это кто такой? С чьей стороны? Да, да, вот этот — тощий, в костюмчике, который сидит на нём, как на корове седло? В мятых штанах который?
Подобающий экстерьер — мой второй головняк. Спо-кон веков встречают по одёжке.
Я нагладил брюки столь усердно, что стрелкам впору соревноваться в остроте с золлингеновской бритвой. Не постояв за ценой, приобрёл ультрасовременный утюг «Philips» с трёхслойной подошвой. Обошёл дюжину аптек в поисках марли. По непонятной причине в эпоху всеобщего изобилия она оказалась дефицитом.
Галстук завязан эталонно. Земной поклон за то Софье Ивановне, председателю нашего славного ТСЖ. Мы подружились на почве интереса к творчеству Фазиля Искандера. Софья Ивановна с оскорблённым выражением лица интеллигентки в пятом поколении подбирала на лестничной площадке окурки. Я остановился, развязал горловину мусорного мешка, предоставляя возможность ссыпать в него экспонаты человеческого свинства. При этом с глубокомысленным видом процитировал живого классика, уроженца солнечной Абхазии: «Все люди братья, но не все люди — люди».
Софья Ивановна остренько взглянула на меня поверх очков и позвала пить чай:
— К вашему сведению, я на мяте и чабреце завариваю!
Новые остроносые туфли надраены до матового сияния. Подышишь на них, и мягкая кожа благородно мутнеет. Натуральная!
С обувкой проблем не предвижу, она будет сменная, как в средней школе. Прямо в магазинной коробке повезу и переобуюсь на месте. С брюками такой финт не прокатит.
Я моделирую варианты, как погладиться после поездки в автобусе. За три часа, проведённых на тесном сиденье, я изомнусь, как промокашка.
Заскочить, разве, к университетскому другу Коле? Но связь с ним, заклятым фанатом московского «Спартака» и, наверное, уже старшим советником юстиции, казавшаяся прежде нерушимой, давно утрачена. Номер его городского телефона я забыл, а мобильников в пору нашей дружбы не водилось.
Или с умоляющим видом забежать в гостиницу: «Разрешите воспользоваться гладильной доской и утюгом? Возмездно, разумеется!»
Поиск технических решений отвлёк от панических мыслей. Кажется, я даже закемарил под утро. И ничего не кажется, а точно уснул, потому что бродить наяву по тифозным баракам по щиколотку в чёрной хлюпающей жиже в компании с поручиком Риммером я не мог.
Давно на небесах поручик. А я всё ещё тут. Поэтому я должен и обязан ехать на свадьбу своей старшей дочери — Дарьи Михайловны, пока ещё Маштаковой.
Универсальный подарок молодым, шесть хрустящих рыженьких банкнот, вложен в изящный картонный конвертик с вытисненными на нём золотыми кольцами.
Билет на автобус я приобрёл заблаговременно. Перестраховка не лишняя, ибо случай экстраординарный. Вдруг билеты на одиннадцатичасовой рейс окажутся раскупленными? Хотя, сколько я ни ездил в Иваново в последние годы, салоны стабильно были полупусты. Много развелось личного транспорта потому что. Растёт, растёт благосостояние трудящихся.
Я выкидываю себя с дивана. Шлёпаю в душ, стою под острыми горячими струями, пока сердечко не начинает трепыхаться, как угодившая в силки пичужка.
С особой тщательностью бреюсь. Умудряюсь не порезаться.
Отражённая зеркалом физиономия заслуживает удовлетворительной оценки. Балл снимается за густую зелень под глазами. Сидячка за компьютером даёт знать. Мало бываю на свежем воздухе.
Плотно завтракаю. Только после этого разрешаю себе сигарету. Лёгкое головокружение всё равно навещает. Правильно, ночью спать полагается, а не с ума сходить.
Затем — воспитательная беседа с котом. Мои приготовления выбиваются из привычной схемы и потому подозрительны.
Объяснив, куда и зачем еду, я втолковываю ушастику распорядок дня:
— Андрей на сутках. Вернётся домой, когда сменится. Ориентируйся на полдень. Это когда обе стрелки на часах, большая и маленькая, сойдутся на двенадцати. Если от руководства заступит адекват, Андрей придёт раньше. Он покормит тебя и поиграет с тобой. Потом он будет отдыхать. Ты, малыш, пожалуйста, ему не мешай. Я вернусь сегодня, но поздно. Не теряй меня! You understand?[168]
В знак понимания кот медленно моргает, оставаясь при этом царственно недвижным.