Я не вступаю в полемику. Этот гонористый идальго[171]
мне не нужен.Нужный мне Каблуков занят телефонным разговором:
— По кузову без дефектов, говоришь? Ок. А пробег сколько? И с таким пробегом ты столько ломишь? Ищи лохов в другом месте. Досвидули в обе дули!
Бросив трубку, он адресует мне подманивающий жест. Я повинуюсь. Оскорбляться на бестактное отношение буду в следующий раз.
На столе Каблукова распластана газета. Объявления раздела «Продам авто» испещрены разноцветными пометками. Одни перечёркнуты крест-накрест, другие обозначены знаками вопроса. Есть обведённые в кружок. В аналитике угадывается система.
На газету планирует листок формата А4. На нём распечатана на принтере расписка от моего имени с перечнем вещей. Следователь бережёт своё и чужое время. Мне остаётся поставить дату и подпись.
Гена протягивает шуршащий пакет:
— Проверяй!
Я перебираю содержимое. Трико, олимпийка. Журнал «Наши жёны», DVD-диск, потемневший крестик на колодке.
— Труселя бабские не отдаю. Спрашивай у Виталика Миронова, дело ему отдали. Он в пятом кабинете, если чё. Разберётся со шмотьём, отдаст. Если они тебе дороги, конечно. Гы-ы! Фильмец на диске ничё такой, прикольный. Это тот Тинто Брасс, который «Калигулу» снял? Всё так? Расписывайся.
Я беру расписку и ручку, гляжу, где бы пристроиться.
— Да вот здесь, — Гена сдвигает с угла кипу криминального чтива. — Чего замер?
Разглядывая орден, я поворачиваюсь к окну.
— Это не мой, — в горле у меня одномоментно пересыхает.
— А чей? — Каблуков смотрит на меня, как на дурака. — Давай, давай, мне некогда!
— Орден не мой.
— Как ты определил? Какие были индивидуальные признаки?
— Номер сзади.
— Ну, смотри, — проворные пальцы следака завладевают наградой. — Вот, пожалуйста, номер. Два, семь, один.
Номер правильный, но высечен он другим клеймом. У меня «двойка» была с увеличенной головкой, а «семёрка» не так была наклонена. Я сообщаю это Каблукову.
— И ещё он легче, чем мой.
— Чё ты гонишь? Отомстить решил за задержание? Ну, ошиблись мы тогда. Ну, извини. Бывает! Ты сам работал, должен понимать.
— Это не мой орден. Давайте посмотрим, как он в протоколе описан.
— Да нет у меня протокола. Он в деле, я ж тебе говорил. Дело у Витальки. Бляха, опять Геннадию Викторовичу за всем отделом говно разгребать!
Я лезу во внутренний карман пиджака. Парфюм забыл, а копии документов взял. Как знал, что пригодятся.
Написанный через копирку второй экземпляр потёрся на сгибах, но текст различим.
— Ну, где крест? Где он в описи? — Каблуков тянется за бумагой.
— Э! — я отстраняюсь, я больше не простофиля. — Руками не трогать. Это моя копия.
— Борзеешь! Ну, давай из твоих. Поближе можно? Не боись, не отниму. Вот же: «Крест металлический на колодке из материи непонятного цвета, имеющей сильные загрязнения. На оборотной стороне выбит номер двести семьдесят один». Что не так?!
— Вот тут внизу. Я дописал тогда.
— Где?
В графе «замечания и дополнения» моей рукой накарябано: «На лицевой стороне креста, в центре выгравирована надпись «Верой спасётся Россия».
Каблуков медленно, с трудом разбирая почерк, читает вслух.
— Ну, и чё? — ему нужны пояснения.
— А на этом надписи нет.
Следак в раздумье трёт массивный подбородок, хрустит щетина.
— И чё?! Я не знаю, чё ты написал тогда. Просмотрел я, видать, твою самодеятельность. Но крест тот самый. Другому откуда взяться? Сам подумай! На хрена мне твоя железка, Николаич? Мы с тобой сто лет знакомы. Ты чё думаешь, я скрысятничать могу?
Он пытается сгладить углы. Глаза у него бегают.
— Орден не мой. Отдай мой, — говорю я упрямо.
Боковым зрением цепляю, как за соседним столом бородатик направляет на меня сотовый. Видеосъёмку включил. На здоровье!
В висках у меня тонюсенько зуммерит. Во рту мерзкий привкус свинца. Не понимаю — изнутри накатывает или сверху накрывает? В любом случае я перестаю принадлежать себе.
— Алее! — Каблуков идёт в лобовую атаку. — Концерт окончен! Забирай свои тряпки, железки, порнуху и вали! Куда там ты спешил? А я оформлю, что ты всё получил и от подписи отказался. При свидетеле!
Побросав вещи в пакет, он огибает стол и суёт шуршащий комок мне в руки. Я отстранюсь. Гена наседает. Выше на голову, крупногабаритный, он нависает надо мной. Я пячусь, пока не упираюсь лопатками в стену. Каблуков начинает пихать кулёк мне за пазуху. При этом сосредоточенно сопит.
Квашеная вонь перегара действует на меня, как нашатырь. Оцепенение сменяется бешенством. С правой я бью Гену прямым в переносицу. Закрыться он не успевает, хотя я не особо резок. И размахнуться возможности не было. Панч[172]
вышел не сокрушительный, но точный. Каблуков отшатывается. Из его ноздрей юркнули алые ручейки. Из глаз слёзы брызнули.«Страшный» следователь очумело мотает здоровой, как у коня, башкой. Ему сейчас очень больно, нос — реально сгусток нервных окончаний. Боль быстро пройдёт, поэтому я тороплюсь. Угрём выскальзываю вбок. Вывинчиваю из-за отворота куртки пакет, швыряю его на пол. Это не моё! Где тут у вас выход? Вижу, что бородач снимает происходящее на телефон.