Иди ко Мне!

Вот так же и мы, ещё неверующая молодёжь, захаживали в церковь из любопытства и свечки ставили иногда. Душа всегда радовалась иконам и церкви. Но затмевала истину та мещанская спесь, что в горделивом превозношении полагает: мы, современные, образованные люди, разумеется, выше «отсталых» батюшек и каких-то там «тёмных» старух.

Пишу эти строки и вспоминаю, как Иван Бунин в «Окаянных днях» охарактеризовал духовное состояние общества перед катастрофой 1917 года: захаживали в церковь в основном по случаю похорон и на отпевании выходили покурить на паперть. Изучайте историю — она повторяется, и тернист путь из плена домой.

«Чтобы без России и без Латвий»

Однажды в гости к моим знакомым зашёл патриот того разлива, про который одна интеллигентная старушка говорит, что зарплату им следует получать в ЦРУ. И завёл патриот свои патриотические речи про то, что только мы, русские, — чистая голубая кровь, а за границей живут одни жидомасоны, ну а кавказцы и азиаты — это понятно кто. Хозяева дома были люди деликатные и, не желая обижать гостя, уклонились от спора, сказав, что да, конечно, мы — русские и любим своё Отечество, но вот с чистотой крови у них в семье сложновато, потому что один их предок-гусар женился на красавице цыганке и даже дрался из-за неё на дуэли, а ещё был прадедушка еврей, правда, наполовину немец.

Дети в это время играли в соседней комнате, но, ушки на макушке, прислушивались к разговору взрослых. Мало что поняли, но кое-что услышали, и старший братик Ванечка тут же начал дразнить младшую сестрёнку:

— Танька-цыганка! Танька-еврейка!

— А ты, ты, — обиделась Таня, — ты жидомасон!

— Я кто? — не понял Ваня.

— Жидомасон!

— А кто такой... ну, жидомасон?

— А такой, такой, что откусит тебе ногу, и всё!

— Как откусит? — испугался Ванечка. — Вместе с ботинком?

— Да, вместе с твоим грязным ботинком!

Устами младенцев, говорят, глаголет истина.

А истина заключается в том, что мы живём во времена сотворения самых невероятных мифов по национальному вопросу, и упомянутый здесь разговор детей — ещё не худший вариант.

Всех мифов не перечесть. Да и стоит ли их перечислять, если большинство мифов варьируют на разные лады два основных сюжета. Сюжет первый — есть некая безгрешная благородная нация, которой подлый сосед нехорошей национальности хочет откусить ногу вместе с ботинком. Впрочем, неважно, что хочет сосед, но нужен образ врага, и появляется миф.

О сути второго сюжета доходчивее всего сказал Маяковский: «Чтобы без России и без Латвий жить единым человечьим общежитьем». Правда, по условиям политкорректности так теперь говорить нельзя. Но когда ныне провозглашают, что мы живём в постнациональную, то есть в посленациональную, эпоху, то это и означает то самое житие по Маяковскому — уже без Отечества и без наций, но во всемирном общежитии, где превыше всего — демократия, политкорректность и толерантность. Глобализация жёстко перекраивает мир. И если раньше человека, демонстрирующего детям гениталии, называли извращенцем, то теперь школьная учительница чувствует себя представителем самой передовой науки, показывая детям на уроке фильм про половой акт. Не стыдится, а даже гордится, ибо по-научному это называется «сексуальным просвещением». «Неразумные» родители, конечно, протестуют, но кто же будет прислушиваться к мнению этих «мракобесов» и «невежд»?

В том-то и заключается хитрость современного мифа, что он выступает под флагом защиты идеалов демократии и выдаёт себя за последнее достижение науки. А поскольку я тоже не чужда науке, то расскажу несколько почти научных историй.

* * *

Первую историю, вероятно, следует озаглавить так: «Как по решению ЦК КПСС меня исключали из партии, в которой я, правда, никогда не состояла». Впрочем, эта история нуждается в предисловии, ибо как Маяковский веровал в трамваи, полагая, что трамвайные пути проложат человечеству путь в светлое будущее, так и наше поколение веровало в науку. Социология и социальная психология были в ту пору полузапрещёнными науками, но кто же запретит человеку думать? И мы занимались нашей наукой на кухонных коллоквиумах, а ещё у нас был подвал на Песчаной улице, где профессор Юрий Александрович Левада читал свои блистательные лекции. Подвал был тёплый, но низкий, и прямо над головой нависали трубы канализационного коллектора, издававшие громкие звуки, когда где-то спускали воду. Словом, проблема помещения стояла остро, и одной группе социологов удалось внедриться в газету «Комсомольская правда» под видом отдела науки. Никакого отношения к журналистике мы не имели, но были по-своему полезны газете, создавая ей имидж солидного издания, занимающегося наукой. И когда в редакцию приезжали иностранцы, их вели беседовать и пить чай прежде всего в наш отдел. Представителям соцстран предлагали к чаю пирожные и бутерброды с докторской колбасой.

А «капиталистам» полагался иной набор — чёрная икра, салями и мандарины.