Иди ко Мне!

Впрочем, бывали в отделе и иные посетители. Однажды заместитель редактора Виталий Игнатенко привёл ко мне «погорельца» из Туркмении, попросив хоть чем-то помочь. А посетитель действительно был «погорельцем» — его диссертацию, посвящённую дружбе народов, торжественно сожгли на костре, а его самого исключили из партии и выгнали из института, что называется, с волчьим билетом.

Нет-нет, никакого диссидентства или намёка на инакомыслие в его диссертации не было. Напротив, диссертант жил и действовал, «как надо», — вступил в партию и даже сменил национальность, умудрившись записаться туркменом, а в диссертации сделал вывод, что под мудрым руководством партии дружба народов окрепла навек. Криминал же заключался вот в чём — для диссертации требовалось провести научное исследование, и наш диссертант провёл опрос, позаимствовав анкету у казанских учёных и не заподозрив при этом, что они работают по американской методике. А любая грамотная социологическая методика обязательно включает в себя пакет контрольных вопросов. Например, когда американцев спрашивали, как они относятся к неграм, то они отвечали: «Хорошо», горделиво отмечая при этом, что Америка — страна свободы, равенства и братства. Но когда тому же американцу задавали вопрос, хочет ли он, чтобы его дочь вышла замуж за негра и родила ему чернокожих внучат, то ответ был чаще такой: «Да упаси Боже!» Словом, с помощью контрольных вопросов выяснилось, что средний американец, исповедующий идеалы братства, не хочет жить в негритянском квартале или по соседству с негритянской семьёй. А исследовав проблему, американцы приняли меры: например, переименовали негров в афроамериканцев, а Голливуду дали заказ — создать на экране образ обаятельного афроамериканца. С той поры на экране трогательно дружат чернокожие и белые американцы, а это по-своему влияет на жизнь и даёт свои добрые плоды.

После перестройки наши демократы с простотой деревенских старух стали внедрять у нас опыт Запада. Из паспортов и государственной лексики убрали всякое упоминание о нациях, а народы переименовали на американский манер: узбеки стали узбекистанцами, киргизы — киргиз- станцами, а русских теперь как бы и нет — есть непонятные русскоязычные люди. Однако от слова «сахар» чай слаще не становится, и рецепты умиротворения, заимствованные у Запада, дали в наших условиях обратный эффект — взрыв межнациональных конфликтов. В общем, это только в деревне баба Дуня лечится «от живота» теми же таблетками, что помогают тёте Мане от гипертонии. Но люди, как известно, разные, а нации — тем более.

Однако вернусь к диссертанту из Туркмении. Криминальным в его работе было даже не то, что он провёл социологический опрос, включив в него два контрольных вопроса. Советские люди знали цену откровенности и на вопрос о межнациональных браках отвечали «правильно»: дескать, не всё ли равно, какого цвета будут у них дети — жёлтенькие, чёрненькие, да хоть синенькие, лишь бы не таскали в КГБ. Но уже сама попытка задавать подобные вопросы была признана идеологической диверсией: да как же можно усомниться в том, что советские люди жаждут слиться в единую массу, «чтобы без России и без Латвий»? Словом, позиция партийных органов была однозначной: «не должно сметь своё суждение иметь». А это возмутило меня настолько, что я от души постаралась, составляя экспертное заключение. Исписала кучу бумаги, цитируя известных учёных и доказывая, что контрольные вопросы — это азбука науки, и иначе проблему исследовать нельзя. Позже выяснилось, что наш диссертант получил ещё семь аналогичных отзывов у ведущих социологов Москвы и, окрылённый надеждой на успех, уехал домой.

Через несколько месяцев раздался странный телефонный звонок — ни «здравствуйте», ни «до свидания», а только приказ: «Явиться в шестнадцать ноль-ноль в отдел партийного контроля ЦК КПСС». Прихожу и понимаю, что какие-то враждебные силы, похоже, готовятся штурмовать нашу партийную цитадель, и цитадель приготовилась к отпору: у входа и выхода из лифта — автоматчики, в коридорах — тоже автоматчики, а в бюро пропусков — пуленепробиваемое стекло до потолка. Тётенька по ту сторону стекла встала на табурет и обозначила жестами, что паспорт надо подавать вот в это окошечко у потолка. Прыгала я, прыгала, и, наконец, подпрыгнув особенно ловко, закинула паспорт в предпотолочную щель.