Идолы театра. Долгое прощание

Мы пытаемся выработать конкретные социально-психологические рекомендации для процедур расшивки сознания, находящегося в плену идеологических патологий. Применим упомянутую выше диалектику к процессу пацификации субъекта, чья психика «сшита» неонацизмом. Ему необходима расшивка. В основе расшивки лежит не симптоматический, а фантазмический психоанализ: работа не со сбоями, а с желаниями, которая опирается не на просвещение, а на принятие и погружение. Во-первых, не следует всегда принимать фантазм за симптом, постправду – за ложь, под которой якобы скрывается правда. Несмотря на то, что в предыдущей главе мы советовали воспринимать фантазм смерти (фашизм) как симптом фантазма наслаждения (либерализма), иногда случается так, что за Танатосом не проступает никакого Эроса. В ситуации чистого фантазма нет никакого подтекста, не скрывается абсолютно ничего: люди в состоянии фашизма – предельно банальны, откровенны и циничны. Существует снайперский прием: обмануть противника, намекнув ему на ложную лежку снайпера. Дело здесь не в том, чтобы скрыть ложность этой лежки, выдав ее за истинную. Дело – в двойном обмане: сначала дать понять противнику, что ложка – истинная, а потом «открыть правду» – показать, что это – ложная лежка, чтобы по ней не стреляли. И только тогда сделать лежку истинно рабочей, то есть, по сути, потвердить на диалектическом выходе первую мысль, вернувшись от содержания обратно к форме.

Не надо думать, что за циничным высказыванием фашиста всегда подразумевается некий тайный смысл. Мы движемся от формы через содержания к форме, от текста через подтекст к тексту. Всё лежит на поверхности. Если человек выглядит и говорит, как идиот (фашист), не обманывайте себя: он и есть идиот (фашист). Не нужно с неизбежностью задавать вопрос: что скрывается за его желанием убивать или воспевать смерть? Он на самом деле хочет

убивать. Ему нравится убивать или наслаждаться убийством. Нужно задать вопрос: почему возникло это желание? Мы не облегчаем болезнь, а ищем её истоки. Истоки болезни кроются в некоем базовом нарушении деятельности организма, породившем цепь заболеваний. Истоки фантазма кроются в фундаментальной травме, породившей все остальные фантазмы. Мы видим эту травму в потере Отца. Откол от традиции обнажает пустоту. Пустота порождает тревогу смерти и тревогу вины, страх перед судьбой и страх перед ответственностью, а неспособность преодолеть эти страхи при помощи мужества. Нехватка мужества рождает желание убивать и желание наслаждаться одновременно, идолов рода и идолов рынка, этнические и либеральные химеры.

Мы говорили о том, что идолы рода рождаются из перенесения на Другого своей активности – способности действовать. Человек становится невротически пассивным и упивается смертью, созерцанием чужой гибели. А идолы рынка рождаются из перенесения на Другого своей пассивности – способности переживать. Человек становится невротически активным и упивается жизнью, добровольным участием в общественной деятельности. В роли Другого выступает извращенная фигура утраченного Отца, его заместитель в виде машины. Глобализм перенимает наши активность и пассивность, поощряя то правых, то левых, то иолов рода, то идолов рынка, то этнические инстинкты, то социальные. Эротические и танатологические фантазмы, как мы видим, могут прикрывать друг друга, служа друг для друга симптомами, а могут каждый транслироваться напрямую. Среднестатистический ксенофоб поощряет убийства, потому что ему просто нравится, как умирают люди другой национальности, или же потому, что он мирится со смертью «чужих» ради перспективы безграничного потребления (как в случае с Украиной, русофобией и Западом). Своеобразным синтезом идолов рода и идолов рынка являются идолы пещер и идолы театра. Иллюзии этноса и иллюзии потребления воплощаются в личных экзистенциальных иллюзиях человека, чья душа и чье тело принадлежат перформативному дискурсу.