Идолы театра. Долгое прощание

О близком конце либеральной диктатуры возвещает нам она сама. Порой – в тщательно драпированных сентиментализмом истерических интонациях. Наше внимание привлекла недавняя работа пророка либерализма, автора проекта «конца истории», Фрэнсиса Фукуямы «Либерализму нужен национализм»[96]

. Запоздалая откровенность, с которой он артикулировал всем, в общем-то известную, внешнюю и внутренюю связь либерализма и национализма, известную еще со времен доктрины шока Мильтона Фридмана и чилийских экспериментов, свидетельствует о том, что он постулирует глобалистскую непристойную очевидность, обкладывая её новой логической аргументацией, имеющей мечтательный, сентиментальный идеологический оттенок. Оттенок сентиментального насилия. Фукуяма открыто заявляет о том, что либерализм – в опасности, имея в виду классический универсалистский либерализм, с его идеями космополитической демократии. Естественно, что главной угрозой либерализма он полагает «российскую автократию»: с упоминания России начинается и упоминанием России завершается работа. При этом он связывает российскую автократию с национализмом, что не соответствует содержанию современного курса России: очевидно, что понятия «национализм», «консерватизм» и «традиционализм» лежат у него в одной плоскости всего «правого» дискурса, провозглашаемого враждебным глобальному либеральному миру. Россия – традиционалистский цивилизационный противник, а противника, если нельзя одолеть, следует оседлать, и сделать это можно через апроприированную националистическую Украину.

Поэтому Фукуяма признает, что постмодерный проект неолиберализма, с его политикой идентичностей и протекционистской склонностью признавать любые отличия, привилегии и формы существования малых групп, включая агрессивно этнические, использует жесткую риторику национализма. Яркий пример тому – свободный рынок на Украине. Эту очевидность, выявленную ещё Наоми Кляйн[97]

, – невозможно не заметить, но при этом Фукуяма разграничивает либералов и неолибералов

по линии второй и третьей волн развития общества «модерн – постмодерн»,

считая либералов утопическими универсалистами второй волны, а неолибералов – прагматическими партикуляристами волны третьей. Очевидно, что его риторика исходит из классической теории общественного договора Жана Жака Руссо и соображений «всеобщего блага»[98], диктующего безграничную терпимость ко всем позициям. При этом он не замечает коррозии пассивной терпимости, когда толерантность ко всему логически оборачивается потаканием и предпочтением социального зла из страха перед ним. Тем не менее, он признает, что либерализм более не в состоянии поддерживать порядок в обществе, которое строит свою национальную идентичность, потому что либеральная доктрина всеобщего приятия обнажает травматический вакуум. И этот вакуум необходимо заполнить. Чтобы сделать этот вывод, понадобилось не менее десяти лет критики пустоты, скрывающейся за плюрализмом, чтобы, наконец, это не прозвучало из уст самого сторонника многообразия. В конечном итоге, в это угрожающее зиянием многообразие, по мнению Фукуямы, можно включить и «нацию», чью идентичность необходимо сделать «податливой» и подвергнуть трансформации, исходя из интересов самого либерализма. Так национализм пристёгивается к либерализму в качестве сервисного расширения. Но ведь именно это и делают на протяжении уже многих лет мультикультурализм, глокализм, постмодерн, либертарианство и неолиберализм! В чём же новизна сказанного?