Иду на вы (СИ)

-Но, ведь и мне не о том, отец. Пусть по сию пору не довелось бывать в землях предков, однако ж наслышан я о них немало. Ведаю, сколь скудны они на урожаи. И, хоть скальды поют иначе, знаю что бонды садятся за вёсла драккаров чаще от нужды, чем от желания прожить жизнь воина и найти смерть героя. Не много корысти владеть бесплодными скалами и хлопотно править своевольными хозяевами фьёрдов. Но отец, ведь не спроста я помянул Готланд. Готланд! Разве не там оседает добыча взятая в набегах? Разве не туда идут товары из богатых и дивных земель, что лежат к Полудню, да на Восходе? Торг на острове столь богат, что сей день лишь Хольмгард[71] его превосходит. Отец, я чаю видеть тебя конунгом Готланда! Да, земля там не столь плодоносна, однако с торгов нам хватит серебра дабы кормить сильнейшую дружину, и подобно конунгу франков Карлу, оградиться с моря каменными замками. Окрепнув же, сможем поглядеть и на вольные фьорды, и на владения данов[72], либо ободритов[73], а то и на земли Гардарики[74]...

-Если,-охолонил сына Свенальд.-Прежде все они не поглядят на нас! Да, полбеды, коль поодиночке, а могут и союзно.

Ульф собрался было возразить, но воевода поднял длань и сын его не посмел перечить. Меж тем, Свенальд продолжил:

-Мне отрадно слышать твои речи. Я ошибался, мысля будто мой сын вовсе безголов, и всё же он ещё недостаточно зрел. Ты, Ульф, помянул богатый Хольмгард. Верно то, что богатым его делают купцы, однако ж силён он не торгом, но обширными землями и многими языками. Вот ответь, лютою зимой пойдя в лес в одиночку, да добыв там лося, сумеешь ли сохранить добычу хотя б до утра?

-Навряд ли,-проворчал, насупившись Ульф.-Волки возьмут и добычу, и охотника. Голодную стаю и огонь не остановит.

-Это так. Немалый труд - собрать богатство, стократ труднее его удержать, коли вокруг рыщут голодные и оттого бесстрашные волки. Да, не единая стая, но множество. Тут, сколь ни сильна была бы наёмная дружина, а не убережёт. Гляди, как бы и сама не позарилась. Миклагард уже не рождает своих воинов, но покупает вольные мечи. И, хоть платит не скупясь, разве уберегли они его от войска Хельгера? То лишь начало. Мыслю, если не дети, то внуки твои увидят, как греков втопчут в пыль. Да, разве не так же стало с ромеями? А, уж на что богаты были, и владели полу миром. Под силу ли тогда устоять малому острову, коль там накопится довольно серебра? Продажные мечи подпирают престол конунга, но державу не оборонят. Они хороши в набегах, да против взбунтовавшихся трэллов, либо разбойников не великих числом, а для державы потребны семьи бондов, что зубами вцепились в свои наделы. Где их взять на Готланде?

-Выходит по твоему, отец, не дано нам иного, кроме как служить Кенугарду?

Свенальд вздохнул.

-Ну вот, вернулись к тому с чего начали. Отчего же не дано? Дано! Не служить, но править.

-Как же?-покачал головою Ульф.-Не пойму! Не ты ли говорил, что не усидеть тебе в Кенугарде конунгом?

-Не усидеть-согласился с улыбкою воевода.-А, как при том править тебе вот Спегги скажет. Утомился я от речей.

Ульф глянул вопрошающе на горбуна и тот, отложив, наконец, выструганного коня о восьми копытах, молвил:

-Я уже рассказывал тебе, помнится, как мы свели знакомство, а затем и сдружились с твоим отцом.

И впрямь, Свенальдович не единожды слыхал как отец, ещё при Игоре ходил к базилевсу с посольством Ольги, попутно справляя в Царьграде и свои торговые дела. Там он и повстречал Спегги, какой в ту пору состоял в варяжской страже.

Наслышанный о том прежде, Ульф кивнул нетерпеливо и горбун сказывал далее:

-Варяжская стража у греков схожа с княжими гриднями, либо нашими хускарлами[75], а потому не всякий, кто храбр да держит копьё бывает туда зван, но лишь умелые воины из нашего ли народа, либо из русинов, а иные из готов. Первые же из них хранят самого базилевса. Им и плата вдвое против остальных. В ту пору греческий огонь уже изувечил мой облик, спина же моя крива от рождения. Таких во дворец берут разве шутами, но не охранителями. Однако, меня взяли. Правду сказать не вдруг, но после того, как в поединках с одной лишь секирой выстоял и одержал верх сперва над двумя мечниками, а затем и над всадником. До того часа в дружине меня не знали, и я не забыл улыбок да обидных шуток. Перед боем воины базилевса потешались надо мной. Помню и то, как после не стало слышно шуток, да и улыбки померкли. Мечников я лишь поверг, а верхового зарубил тогда на смерть, хотя в том и не было нужды.

Как помянул горбун о тех давних победах, Ульф волей-неволей скривился, вспомнив о своём поединке с Осмудом, в каком не только славы не сыскал, но и осрамился. От Спегги то не укрылось и щадя, должно быть гордыню Свенальдовича, он поспешно заговорил о главном.