Иду на вы (СИ)

-Это знание от меня сокрыто. Можно бы у богов спросить, да не верю я богам. Спегги же и вовсе в богов не верит. Не станем тревожить Асов. Думается мне, что дети лишь твои, а то и внуки дождутся, да и то, если мы расстараемся.

-Что же нам-то делать ныне? Ждать?

-Нет, сын, нам следует сделаться своими для полян. Такое вдруг не совершишь, однако время у нас есть. Сперва же надо сокрушить, наконец Мала, да и всю вольницу древлянскую. Пусть земли эти отойдут теперь Кенугарду, но сесть здесь тиуном должен я! Как при Ингваре было. С пушнины богатство приумножу. Вновь торговлю свою вести стану. К слову, и тебя к торговому делу приобщу - будешь кнорры водить и в греки, и ко франкам, да и на Готланд сходишь. Я же здесь свой двор заведу. Да такой, чтобы с кенугардским сравним был. В дружину и древлян, и полян возьму. А тебя, как в этом походе верх одержим, мыслю оженить. Ранее хотел было на знатной киевлянке, да те кичливы сверх меры. Пусть. Возьмём девицу из древлянской знати. Ныне Хельга древлянские роды обескровила, изведя лучших мужей, а уж как будут они биты, то породниться с нами за честь почтут - полянская знать от них нос воротить станет, а нам сие на руку.

Ульф, как услыхал про женитьбу, стал мрачнее прежнего, однако перечить и теперь отцу не посмел. Спросил, лишь:

-С чего бы на руку-то? Какой прок с поверженными родниться?

-Поверженными они будут завтра, а послезавтра станут киевлянами. Однако, обид своих ни Кенугарду, ни Хельге не забудут и век спустя. Меня тоже проклятием помянут, да и тебя, Ульф, но вот детей твоих, в коих уже древлянская кровь будет струиться, может статься за своих посчитают. Не думай, что лишь наш род возжелает престола, как ослабнет власть Рюриковичей. И, в тот час иметь обиженных и затаивших злобу древлян лучше союзниками, чем врагами. Богатство, власть, сила и союзники. Как соберём всё воедино, так и возьмём кенугардский престол. Уразумел ли?

Ульф кивнул молча.

-А, согласен? Что-то вижу я сомнения в тебе. Говори теперь же чем недоволен. Женитьбой что ли?

-Ею, но не только. Твой замысел мудр, однако о таких свершениях скальды не сложат саги.

Тут уж Свенальд рассмеялся без удержа. Да, и Спегги заулыбался.

-Вот оно что тебя тревожит,-молвил воевода, угомонившись.-Всё же, ты ещё слишком юн, Ульф. Но, я развею твои тревоги. Скальды, сын, всегда поют о тех, за чьим столом набивают свои утробы бездонные как Мальстрём[76]. Будут о тебе сложены саги, да какие пожелаешь. Захочешь, так споют, как высадился ты на стылых берегах Ётунхейма[77], сразил в бою семь великанов, а после обрюхатил семь великанш к ряду. Что же до женитьбы, так она тебе лишь на пользу пойдёт. Это берсерку нет нужды в семье. Ему каждая битва - последняя, а вождю должно быть куда возвращаться. К тому же, древлянские-то девы красой не из последних будут. И наконец, я тоже взял твою мать из лютичей[78], что сродни руси. Без любви взял, но с умыслом, дабы сын мой уже наполовину для тех же русинов своим был. Потому и нарёк тебя Лютом[79], хоть ты ныне и прозываешься Ульфом, а русинов с полянами сторонишься. К слову, порядок такой надо менять, а как, о том я подумаю. Ты ж поразмысли о чём я прежде велел. Пора разорить берлогу Мала. Теперь всё,-воевода хлопнул ладонью о столешницу.-Довольно. Ступай сейчас, да не смей задираться к Асмульду.

Свенальдович кивнул молча да поднялся, а с ним вместе и горбун, однако его воевода тут же осадил:

-Ты, Спегги, побудь ещё.-Свенальд кивнул на жбан с козьим молоком.- Одному мне это пойло не осилить. Пособишь.

ГЛАВА IV

Выйдя из княжего шатра, Осмуд замешкался на миг, не ведая куда поворотить. Ко своей палатке всяко бы не пошёл. В этой стороне мужи от знатных семей киевских обитали, что Осмуда не жаловали, как и он их. Прежде-то родовая знать перед прочими не тугой мошной да резными теремами хвалилась но тем, что в лютой сече первыми бывали, а в мирное лето судили по Правде, потому как сами по Правде жили, и то люди ведали. Нынешние же скоро у греков с хазарами чванству да лукавству обучились. И, хоть не все ещё позабыли с какого конца меч держать, но уже и таких сотников повстречать при княжем дворе не редкостью стало. У этакого сотника рукоять-то меча сплошь золотым узором иссечена и потому видно - для похвальбы железо носит, не для битвы. Часто за рукоять держась, поди-ка скоро позолоту сотрёшь. Да, и нос у такого к небу задран, что мачта у лодьи. Далёко видать. Но, вот на ратном поле его в первых рядах сколь не гляди - не сыщешь. Зато уж на княжем пиру всё норовит одесную зад свой уместить.

Правду сказать - не все такие. Остались покуда те, что и полки водят умело, и в битве свой живот за чужими спинами не берегут. Однако, и они при всяком случае норовят княгине друг на дружку навет шепнуть. А, разве ж пристало такое воинам, да княжим мужам?!