Анна не могла выказать даже намека на свое любопытство – с тех пор как девочка побывала в гостях у Роуэн, тетя наблюдала за ней еще более пристально. А теперь Эффи уговаривала Анну пойти на домашнюю вечеринку, которая должна была состояться в ближайшие выходные. Анна пыталась объяснить, что это невозможно, но Эффи и слышать об этом не хотела, в итоге девочка чувствовала себя виноватой. Эффи так старалась свести их вместе, создать ковен, а все, что делала Анна, – это вечно говорила «нет».
Она больше не хотела говорить «нет».
Анна вымещала свое разочарование на клавишах, пока их не перестало ей хватать. Теперь ее мелодия металась между надеждой и отчаянием, каждая нота была полна боли – кровоточащая, нежная, одинокая, испуганная, – невесомыми перышками они, кружась, опускались на землю…
Внезапно девочка услышала чей-то голос позади себя. Ее пальцы тут же замерли, мелодия оборвалась. Она обернулась и увидела стоявшего в дверях музыкального класса Аттиса.
– Какого… – начала было Анна, но, поняв, что говорит слишком тихо, повысила голос до громкости, более подходящей для ситуации: —…ЧЕРТА ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ? – Слова эхом отдались в маленькой комнате.
Девочка вновь повернулась к молодому человеку спиной, сгорая от смущения при мысли о том, что́ Аттис мог увидеть или услышать.
– Прости. – Молодой человек поднял руки в примирительном жесте.
Однако этого было недостаточно. Аттис застал ее в самый неподходящий момент, когда она изливала в песне свою личную боль, обнажив самые потаенные уголки души, обнажив всю себя. Анна вдруг поняла, что тянется к своему наузу в отчаянной попытке скрыть то, что только недавно так рада была выплеснуть наружу.
– Я просто проходил мимо и услышал звуки музыки, – пояснил Аттис.
Почему именно он –
– Пожалуйста, продолжай, – попросил он.
– Нет! – резко ответила Анна.
– Мне понравилось, как ты играешь.
– Я не собираюсь продолжать играть, когда ты наблюдаешь за мной из тени, как какой-то… какой-то пианинный извращенец.
– Так меня еще никто не называл, – громко хмыкнув, сказал Аттис. – Ничто так не заводит, как девушка, играющая в темноте грустные мелодии на пианино. О да, детка!
Это было настолько нелепо, что Анна чуть было не улыбнулась, но потом вспомнила о своих обидах и злости на молодого человека.
– Если ты не собираешься уходить, это сделаю я. – С этими словами она поднялась со своего места.
– Ты собираешься оставить пианинного извращенца НАЕДИНЕ с пианино? Кто знает, что может случиться… – Аттис пригнулся, и сборник гимнов, брошенный Анной, пролетел мимо. Молодой человек прошел в комнату, и дверь за ним захлопнулась. – А что за мелодию ты наигрывала? Она была такой… печальной.
– Не важно.
– Перед тобой нет никаких нот. Ты сама ее сочинила? – Он посмотрел на нее убеждающе, вопрошающе.
Анна выдержала его взгляд, не опустив глаз.
Аттис подошел к пианино, приподнял его крышку и заглянул внутрь.
– Что ты делаешь? – Девочка не могла скрыть своего изумления.
– Я бы хотел посмотреть, как оно работает, когда ты играешь, – пояснил молодой человек.
– Ты очень странный, – на этот раз совершенно искренне сказала Анна.
Он наклонил голову к внутренностям пианино и махнул Анне рукой, чтобы она продолжала играть.
– Я же сказала тебе, что не стану играть, – повторила девочка.
Он выглядел таким разочарованным, что она почувствовала укол вины.
– Я должна идти. – С этими словами девочка подхватила свою сумку и направилась к двери.
Внезапно кто-то нажал клавишу пианино. Анна обернулась на звук, но Аттис стоял в футе от инструмента. Еще одна клавиша пианино опустилась, хотя никто к ней не прикасался. А затем медленно, осторожно мелодия детской песенки «Тати-тати» заполнила комнату.
Анна закатила глаза, глядя на Аттиса, но магия словно приковала ее к месту. Наконец девочка задала вопрос, который сотни раз хотела задать своей тете:
– Как ты это делаешь?
– Я могу научить тебя, если ты сыграешь мне свою мелодию, – ответил молодой человек, лукаво улыбнувшись.
– Нет, – отрезала Анна, и в ответ пианино издало театрально драматический аккорд.
Аттис сел за пианино и положил руки на клавиши. Его пальцы были длинными и сильными. Он мог бы стать отличным пианистом.
– У моего отца в доме было пианино. Я так и не научился играть на нем, но сам отец играл превосходно.
Молодой человек никогда прежде не рассказывал о своем отце. Его признание прозвучало как-то странно интимно в темной тишине музыкального класса. Анна хотела бы расспросить Аттиса об отце, но не знала толком, как это сделать.
– Как ты себя чувствуешь? Я про вьюнок. – Аттис посмотрел на нее снизу вверх.
Вопрос застал девочку врасплох, как и беспокойство во взгляде молодого человека. От его глаз было не так легко укрыться – их внимание, прикованное к тебе, было таким абсолютным.