Они вовсе не собирались его убивать. Разве что немного проучить, потому что никто не имеет право говорить с тем, кого они не могут видеть, никто не имеет право отводить от них слепой зачарованный взгляд или идти вот так один по дороге, как будто ему никто в целом мире не нужен. К тому же они уже метали в него камни. Так почему бы, подхватив с дороги, не запустить очередной?
Этот удар, пришедшийся на основание шеи, подобно почти всем прочим вещам в мире, оказался слишком сильным. Я погиб моментально, уже мертвым ударившись о землю. Мальчишки, перепуганные содеянным, порскнули прочь. Пыль, взметнувшаяся под их подошвами, понеслась вместе с ветром, сделав его колючим. Только Ты остался рядом с бесчувственным телом оборванного деревенского дурачка. Приподняв окровавленную голову, он положил ее к себе на колени и заплакал.
Огромная туча опускалась вниз, накрывая траву и дорогу, окружая неподвижных двоих. Она была тяжелой, облепляющей, мокрой (Ты задохнулся бы в ней, но Ты не дышал, когда чувствовал такую сильную боль), она вздрагивала и клубилась, как туман.
***
Когда видение погасло в его голове, Вогт пошатнулся и ухватился за спинку кровати.
— Ты ошибся, — сказал он едва слышно. — Ты понял неизбежность неправильно.
— Вот как, — равнодушно ответил Я. — Разве теперь это имеет значение?
— Да, потому что ты повторяешь свою ошибку, — ответил Вогт и, опустившись на пол, устало прислонился лбом к краешку кровати. — Те твои действия были тщетными. Тщетно и то, что ты делаешь сейчас.
— Даже если так. Я обречен продолжать. Знаешь, что по-настоящему странно? Они не видели меня. Я стоял рядом с ним, но они меня не видели. Однако те, кто попал сюда, смогли это сделать. Иногда они кричали от того, насколько боялись меня.
— Меня удивляет лишь то, что ты до сих пор не осознал собственную сущность, — пробормотал Вогт.
Я промолчал, снова потянувшись к ножу. Зажав рукоятку обеими руками, Я с силой вонзил нож в бледную грудь мертвеца и прочертил красную линию вниз, к животу, где виднелся розоватый горизонтальный след от подобной процедуры, проведенной ранее. Положив окровавленный нож на край кровати, Я уцепился за края надреза, раскрывая его. Затем, помогая себе ножом, отделил ребра от грудины и распахнул их, словно обложку книги. Открытая в теле Ты глубокая брешь была бледно-розового цвета и практически не кровоточила. Удовлетворённый достигнутым, Я отложил нож и снова потянулся к маленькому столику возле кровати.
— Хочешь прикоснуться к биению сердца, узнать, какое оно? — протянув руку, он продемонстрировал Наёмнице вздрагивающий мешочек.
Наёмница отпрянула.
— Всего лишь такое, насколько тебе хватило фантазии, — невнятно огрызнулась она.
Развязав мешочек, Я ухватил и стиснул что-то внутри. Взглянув на его пальцы, сжатые в кулак, подрагивающие от напора того, что билось под ними, Наёмница ощутила тошноту.
Погрузив кулак в разверстую грудь Ты, Я медленно разжал пальцы. Несчастный Вогт приподнял голову, наблюдая. Его мокрые глаза ярко сверкали, слезы капали с подбородка. Я извлек руку из разреза.
— Помоги мне, — потребовал он у Вогта.
Тот послушно встал на ноги.
Они надавили на ребра с противоположных сторон, сдвигая их друг к другу. Затем Я аккуратно стянул края разреза, и ткани покорно сомкнулись под его пальцами, срастаясь. Я расслабил пальцы, позволил своей ладони прикорнуть на груди Ты.
— Пульсирует, — отметил он, но на его усталом лице не отразилось никакой радости.
— Ты извратил все законы, — сказала Наёмница. — В твоем мире сердце бьется в мертвой груди.
— А кто вообще жив? — спросил Я. —
Наёмнице нечего было ответить.
— Теперь — дыхание, — Я взял со столика маленькую склянку, оставляя на ней кровавые отпечатки. Внутри склянки свивались завитки чего-то, напоминающего холодный пар.
Небрежно брошенная на пол, стеклянная пробка подпрыгнула и закатилась под кровать. Я прижал склянку ко рту мертвеца, позволив пару просочиться меж неподвижных губ. Переведя взгляд на Вогта, Наёмница увидела в его лице одну лишь мрачную обреченность. Вогт стал маленьким и беспомощным, он потускнел, как будто перестал существовать наполовину, когда у него забрали то, что составляло основу его личности.
— Открой глаза, — обратился Я к человеку на кровати. — Посмотри на меня как прежде. Для меня никого не существует, кроме тебя, и никого не будет существовать, потому что дверь только внутри и ее нет снаружи.
Наёмница подумала, что его сухой бесцветный голос причиняет боль Вогту, но и ей причинял тоже. Слезы обжигали ее глаза, как жидкое пламя.
— Открой глаза! — вскрикнул Я, хлопнув мертвеца по груди. Грудная клетка мертвеца ритмично вздымалась, но его веки даже не дрогнули. — Почему? Почему? Почему ты не открываешь глаза?!
Отразившись от острых клинков, его выкрики заметались по комнате.
— Это бесполезно, — всхлипнул Вогт. — Мне ужасно грустно оттого, что грустно тебе. Но здесь невозможно что-либо сделать.
Я обратил на него раненый, безумный взгляд.
— Почему он не оживает?
Морщась от пульсирующей в нем боли, Вогт попытался объяснить: