Игра ненависти и лжи

– Я обнаружила, что мой месмер может быть весьма силен против фальшивых воспоминаний. Но это утомительно.

Это не взаправду.

– Взаправду, – сказала она, хотя я был уверен, что держал эту мысль при себе. Она взглянула на меня. – Есть древняя магия, такая, что способна сработать лишь благодаря доверию, преданности и капельке крови. Такая, сотворить которую могли только члены первой семьи мастеров памяти, чтобы отразить любую атаку, которую вторая семья могла наслать на их любимых.

– Я не понимаю.

– Ты помнишь те две семьи из саги о месмере памяти? Пока между двумя линиями крови не настал мир, те, кто мог менять воспоминания, часто нападали на самых близких людей воров памяти.

Она потерла большим пальцем костяшки моей руки. От этого прикосновения вверх по руке пронеслась волна теплой дрожи.

– Эта магия была их способом отразить те атаки, – сказала она. – Боги благословили нас, позволив ее обнаружить. Я здесь, с тобой, лишь затем, чтобы помочь тебе вырваться. Ложь, в которую верят так яростно, как поверил ты, не так-то просто украсть, – она сжала мою ладонь. Меня будто коснулся ветер, но я все равно знал, что это – она. – Я никогда этого не делала, и мне тяжело. Впусти меня, Кейз. Доверься мне, и мы увидим истину вместе.

Я заморгал, снова глядя на появляющиеся проблесками образы смеющихся детей. Воспоминание. Мое сердце пылало правдой о том, что эти двое детей – настоящие.

Это на самом деле происходило.

Темноволосый мальчик и огненноволосая девочка. Девочка, которая была очень похожа на женщину, стоящую рядом со мной. Может, это все – часть ее уловок, и она создала иллюзию.

Но что-то шевельнулось в глубине моего живота, что-то подсказывало мне, что я наконец впервые вижу ясно.

Я стиснул челюсти, кивнул и сжал руку Малин.

Словно шагая по туманной тропе рядом с детьми, мы смотрели, как воспоминание разворачивается.

Рука маленькой девочки подобралась так близко к моим грязным мальчишечьим пальцам. Я тихо рассмеялся, вспоминая, как меня тогда узлами скручивало от желания подержать ее за руку, но смелости не хватило. Вместо этого я предложил чертову гонку до пруда. Как будто это могло бы успокоить внезапно защемившее сердце.

Смелость увяла при далеком звуке детских рыданий.

– Ненавижу это воспоминание, – прошептала Малин, стоя рядом.

Мальчик плакал, удерживаемый двумя скидгардами.

– Вы скажете ей, что я ее покинул не потому, что она была плохим другом? Это не так.

Тугой комок напряжения, как от удара мечом о грудину, заныл, когда более молодой Йенс Штром встал рядом и проговорил:

– Я скажу ей.

Страх, сгустившийся в темные, холодные щупальца, окружил мое сердце, когда воспоминание выползло из трещин моего сознания. Как меня увели за стены Черного Дворца, как я месяцами жил в клетке.

– Клянусь богами, Кейз, – прошептала Малин, ей на щеку упала слеза, показавшаяся туманом, мы шли мимо холодных решеток и облезлого одеяла – все, что мне выдали в качестве постели. – Я и не знала, насколько это было кошмарно.

– Так и было. Пока я не встретил… – когда я произнес эти слова, мысли сдвинулись, и в следующей сцене был темноволосый мальчик с кольцами в ушах, он прятался под столом в одной из комнат Черного Дворца. Судя по смеху и лирам, звучащим вокруг, в разгаре явно был какой-то праздник. Он прятался, вращая пальцами, чтобы создать на ладони иллюзию морского змея, Йормунганда.

– Maj заставляет тебя со мной играть. Говорит, мне нужно что-то помимо книг, – сказал темноволосый мальчик. Лука Грим. Его первый взгляд на меня полнился презрением, будто я был врагом. – А ты не играй. Ты мне не нужен.

– А ты не нужен мне. Но мне нравится твой месмер. Бьюсь об заклад, ты мог бы им разыграть тех лопухов снаружи.

Юный Лука долгий миг смотрел на меня с подозрением, прежде чем на его лице проступила маленькая ехидная ухмылка.

Тени плясали в моем мозгу, складываясь в мгновения. Малин оставалась рядом, подсказывая детали. Она делала вдох, и мои тени расступались, пока воспоминание не становилось ярким, четким и устойчивым.

Когда сталкивались противоречащие друг другу мысли, мгновения разлетались осколками, словно пробитый камнями тонкий лед. Воспоминания о том, что я всю свою жизнь почитал Черный Дворец, был послушен и предан Ивару, раскололись на зазубренные кусочки, позволяя истине выйти наружу.

Вся преданность, с которой я боролся в эти последние недели, сменилась уловками и хитрыми планами со стороны Луки, меня и столь многих юных лиц, которые однажды станут гильдией Кривов.

Я содрогнулся. Малин крепче сжала мою руку. Она закрыла глаза и, казалось, сделала глубокий вдох.

– Ты сопротивляешься, – прошептала она. – Впусти меня, Кейз.

Мой разум боролся с ней, но тело наклонилось ближе, жаждая каждый кусочек ее.

Детство померкло. Оно все еще было там, но сквозь тени на поверхность вышли более свежие воспоминания. Воровка – Малин – стоит на коленях у моих ног.

– Нас разлучили на годы, – прошептал я.

– Да.

Я смотрел, как воспоминание разгоняет ту тьму, что скрывала его.