Игра в Джарт

Душа его горела неведомой доселе радостью, словно всю жизнь он задерживал дыхание, а теперь мог вздохнуть свободно, словно прежде был он опутан тяжелыми, хладными цепями, а теперь разорвал их, и мог явить миру свою полную силу.

Он был смущен. Обескуражен. Счастлив?

Ах, если б не его каменное сердце, он так и проехал бы мимо, так и оставил сию девицу там, на лесной дороге – навлекать несчастья, предсказывать будущее, читать мысли, летать, спать и одновременно бодрствовать, превращать воду в кровь, исцелять прикосновением, убивать на расстоянии, а после смерти просто исчезнуть, растаяв в воздухе (а уж что бы она сотворила с теми двумя бродягами и подумать страшно). Ведь Хорхе ошибся, и книги ему солгали, девица-альбинос оказалась не просто уродцем. Но сердце Лузиньяна не обманешь! Он нашел себе чудо, маленькое злоязыкое чудовище, и поймал, и теперь не намерен был более с ним расставаться – ни на день, ни даже на час.

И, словно боясь, как бы девица его и в самом деле не растаяла в воздухе, Гроссмейстер, не успев еще даже подумать, что творит, взял ее за плечи и осторожно привлек к себе.

В глазах ведьмы мелькнул опасный кровавый отблеск, и – кто знает? – возможно, она превратила бы его в рыбу или еще что похуже, но тут послышался знакомый топот. Не без сожаления разжав руки, Гроссмейстер выглянув из-за кустов и увидел Ашраса, ленивым галопом пересекавшего пустошь. Поводья волочились по земле, седло съехало набок, но, кажется, и ножны, и щит, и лабрис, и седельные сумки были на месте.

Гроссмейстер улыбнулся (он дорожил ублюдком, хоть никогда и не признался бы в этом), снова дунул в свисток.

Ашрас застыл, повел ушами, напряженно прислушиваясь, и направился прямо к ним. Шумно проломился через кусты, и, чуть не виляя хвостом, пританцовывая и радостно пофыркивая, сунул морду в ладони Гроссмейстера.

– Хороший мой, – тихо проговорил тот, оглаживая коню лоб и ноздри. – Ах, ты, мой хороший…

Поправил седло, затянул подпругу, намотал повод на руку.

– Надо бы напоить его. Не знаешь, есть ли поблизости ручей?

Девица кивнула. Он хотел усадить ее в седло, но она сказала с улыбкой почти злорадной:

– Побереги хоть коня, рыцарь без меча. Тропы здесь нехоженые.

5

– Тут полно веток, – задумчиво сказал Гроссмейстер.

– Это лес. Если ты вдруг не заметил.

Они миновали уже рощу дубов и остролиста, и теперь шли гуськом по едва приметной тропке, неутомимо, неспешно, солдатским мерным шагом, среди редких, высоких сосен и голубовато-серых камней, прорывавшихся через слои дерна, мимо глинистых осыпей, из которых тянулись, словно щупальца неведомых чудищ, древесные корни, и узких скалистых ущелий. Девица держалась шага на три впереди (и почти не смотрела на него), Гроссмейстер же следил за ней терпеливо и неотступно, как рысь, все ожидая, что она ударится в бегство. Но беловолосая ведьма, кажется, и не помышляла об этом – оттого ли, что женщины вообще легко примиряются с неволей, или просто не представилось пока удобного случая? – время от времени останавливаясь, предупреждая, что сейчас будет крутой склон, а дальше – острые камни, пеклась о том, как бы жеребец не поранил ноги, выказывая коню столько же заботы, сколько неприязни его хозяину

– Поблизости от деревень, да еще во владениях доброго или беспечного сеньора, хворост, как правило, выбран подчистую. Сюда, и правда, давно не ходят, – проговорил он, и, после паузы, спросил. – Как думаешь, тот вепрь – просто крупный одинец? Некоторые из них выглядят поистине ужасно: огромные злобные твари с щетиною, стоящей дыбом, и клыками до самых глаз. А калкан – от страха-то! – нетрудно принять за броню…

Девица молчала. Когда он уж и отчаялся дождаться ответа, негромко произнесла:

– Магические предметы обычно охраняют магические существа.

– Ну, да. Обычное же дело, – ухмыльнулся Гроссмейстер, но тут же ухмылка сползла с его лица, и он резко вымолвил. – Постой-ка! Да стой же! Это было пророчество?

Она остановилась и, наконец, посмотрела на него. Изумленно переспросила:

– Пророчество?

– Ты обладаешь пророческим даром. Не отпирайся. Ты велела мне не расседлывать коня и не снимать доспеха прежде, чем мы вошли в то селение.

– Всего лишь здравый смысл, – с презрением бросила девица, и, повернувшись так стремительно, что тяжелый бурый плащ взметнулся как крылья

разгневанной птицы, продолжила путь. – Слышал о таком? Ну, болван! Посмотри на меня, – так она сказала, но сама не обернулась больше, не взглянула на него. – И попробуй угадать: могу я пройти по людной улице, не скрывая лица, чтобы в меня не бросили камень? А ты? Рыцарь-убийца, который никому и ни в чем не уступит…

Он с удовольствием посмотрел на нее и скромно напомнил:

– Я никого не убил.

– Потому, что они были недостойны принять смерть от твоей руки?

Гроссмейстер пожал плечами, хотя девица и не могла этого видеть (ведь она не смотрела на него).

– Хорошо. Скажу проще. Ты – головорез. Если есть повод для драки – ты устроишь драку. Я – повод для драки. Теперь понятно?

– Как хочешь, но и это похоже на пророчество, – сказал он, только чтобы ее позлить.

Получилось.