Игра в Джарт

– Глупая? Это Sesavoient топ tourment[6], орясина, прелестное сочинение мейстера де Неля.

– А, менестрель короля, – кивнул Гроссмейстер. Он встречал де Неля в ставке Ричарда.

– Король менестрелей, – строго поправила девица.

– Тоже мне, король. Восхваляемый чрезмерно виршеплет, не столь, однако, славный в делах, истинно достойных восхваления, – проговорил Гроссмейстер, сгорая от злости, а вдобавок еще и от стыда (потому что корнем хулы его была, очевидно же, одна только ревность). Жонглеришка тот, говоря по чести, был весьма хорош собой, статный и красивый. Как доблестный рыцарь де Нель отменно владел оружием, а как искусный трубадур – арфой и лютней, и по всему этому (пусть и нехотя) кружил головы дамам.

И девицам.

Девица же его, легко вспрыгнув на камень у тропы, словно для того лишь, чтобы сравняться с рыцарем ростом, надменно сказала:

– Мейстер де Нель один из куртуазнейших мужей королевства, сведущий и в искусстве красноречия, и в иноземной истории! Обошел он весь белый свет и с превеликим мастерством слагал канцоны и сирвенты, о том, что видел, и о том, что было у него на сердце.

– Песни петь не мешки ворочать, знаешь ли. Для таких забав ума не надо, – хмуро ответил рыцарь, и прошел мимо, оставив глупую девицу свою стоять на глупом камне (и впервые выпустив ее из виду, о чем тотчас горько пожалел, опасаясь, как бы она не сбежала).

Опасения его были, по счастью напрасны. Девица, неизвестно как обогнав и его, и Ашраса, вынырнула перед ними на тропинке, словно дух лесной, и заявила:

– Ты просто ничего не смыслишь в благородном искусстве стихосложения. Так и скажи, что не любишь песен, а не нападай огульно на других.

И, задрав нос, потопала дальше.

– А за что их любить? – запальчиво сказал ей вслед Гроссмейстер. – В твоих песнях все враки. Нет ни героев таких, о каких там поется, ни любви, ни битв. А если вдруг кто ненароком срифмует правду, так и вовсе выходит либо скука смертная, либо, того хуже, непотребство и похабень.

– И что дурного, если люди мечтают о лучшей любви или лучших героях, чем есть на самом деле? Мечтать не вредно! – девица даже не обернулась, лишь передернула худенькими плечами.

Она не смотрела на него. А он – он не мог отвести от нее глаз и сердился все больше.

– Да-да. Вот спою тебе как-нибудь пару солдатских песен, тогда узнаешь, о чем мечтают люди.

Теперь-то она обернулась и накинулась на него, превосходящего ее ростом почти вдвое, как маленький разъяренный сокол на беркута.

– А сам-то ты чем лучше, в конце концов? Потащился в такую даль за каким-то там мечом, которого уже лет сто никто и не видел! Наслушался песен, да?

Стрела попала в цель.

Он и сам себе временами казался жалким, коль скоро, отринув долг свой, отправился на поиски того, чего на свете и быть не может. Скрипнув зубами с досады, Гроссмейстер, однако же, ответил решительно:

– Я, рассчитывая твердо на этот меч, меча с собой не прихватил, лишь порожние ножны у меня на седле. Но если есть ножны, то и меч к ним найдется, не так ли? А о чем поется в твоих песнях, до того мне нет никакого дела, я тебе не глупая девица и не плаксивый поэт, блеющий в рифму всякий вздор, которого и сам понять не может – не говоря уж о других.

А девица, распахнув глаза свои цвета рассвета, цвета заката, цвета гусиной крови на снегу, глубоко вздохнула и посмотрела на рыцаря (и он на мгновенье подумал, что вот сейчас выдохнет она столб ярого пламени, как прапрабабка его дракайна, и это пламя испепелит его дотла – но не пожалел нисколько, ведь она посмотрела на него!), и проговорила с еще большей горячностью:

– Да как ты не понимаешь, глупый солдафон, что песни всем понятны, хоть чужеземцу пой из далеких земель, так и он поймет, даже не понимая ни слова, потому что в песне слова не главное, главное – музыка! Она доносит от сердца к сердцу то, что лишь сердцу и ведомо, несведущий ты человек! Идиот!!!

– Ну прости. Говорят, у меня каменное сердце, и радости сии мне недоступны, – холодно ответил на то Гроссмейстер.

– Не сердце у тебя каменное, а голова садовая! Дубина! – вспылила больше прежнего его девица. – Без всяких усилий движет песня небом и землею, пленяет даже богов и демонов, незримых нашему глазу, утончает союз мужчин и женщин, смягчает сердца суровых воинов – такова песня! Это сказал бессмертный поэт! Бессмертный – понимаешь, ты, чурбан, оглобля, пень, бессмысленное ты полено! – хоть и жил, и умер он давным-давно! Люди слагают песни, сочиняют стихи, записывая же их, ставят свои имена, и вот проходит сто, тысяча лет, другие люди читают записанное, и у них возникает чувство, будто они беседуют с самим сочинителем – право, в этом есть что-то необыкновенно трогательное! И вот будь ты умен – то поэзия питает ум твой, а будь глуп – то музыка ласкает сердце, и, если так рассудить, то станет ясно, отчего песня всякому мила! Но твой разум спит, а сердце глухо, и, выходит, что ты бесполезен и жалок! Бесполезен как фонарь днем! Жалок как дохлая каракатица! Стыдись!