Игры и люди

Не менее поучительный пример дает аргентинская карточная игра «труко», где все строится на хитрости и даже, если угодно, плутовстве – но только плутовстве кодифицированном, регламентированном, обязательном для всех. В этой игре, сходной с покером и манильей, для каждого игрока главное – сообщить партнеру, какие карты и комбинации карт у него на руках, и чтобы об этом не узнали противники. Для обозначения карт он пользуется мимикой. Есть целый ряд специальных мин, гримас, подмигиваний, которые всегда, неизменно соответствуют определенным старшим картам. Эти знаки, предусмотренные правилами игры, должны дать сведения союзнику, не выдавая их врагу. Хороший игрок умеет быстро и незаметно воспользоваться малейшей невнимательностью другой команды: мгновенная игра мимики – и его партнер предупрежден. Что же касается карточных комбинаций, то они имеют названия, например цветок; умение игрока заключается в том, чтобы намекать на эти названия партнеру, не произнося их вслух, подводить к ним издалека, чтобы партнер понял сообщение. Столь необычные элементы этой крайнераспространенной, можно сказать национальной игры опять-таки с необходимостью вызывают, поддерживают или выражают определенные психологические привычки, влияющие на оригинальный облик повседневной жизни, а порой и на ход общественных дел: это использование хитроумных намеков, острое чувство солидарности между партнерами, склонность к обману – полушутливому, полусерьезному, в принципе допустимому и благосклонно принимаемому, но с правом отыгрыша; наконец, многоречивость, в потоке которой не так-то просто отыскать ключевое слово и которой также тренируется соответствующая способность их отыскивать.

Китайцы считают шахматную и шашечную игру одним из четырех видов деятельности, в которых должен упражняться образованный человек, – наряду с музыкой, каллиграфией и живописью. Они полагают, что эти игры равно приучают ум получать удовольствие от многообразных решений, комбинаций и ловушек, которые ежеминутно возникают в постоянно обновляющихся ситуациях. В них усмиряется агрессивность, а душа учится безмятежности, гармонии, радости от созерцания возможных вариантов. Это, безусловно, специфическая черта определенной цивилизации.

Ясно, однако, что такого рода диагнозы чрезвычайно сложны. Даже те из них, что кажутся самыми очевидными, следует строго проверять другими данными. Вообще, они изначально теряют всякое значение из-за множественности игр, одновременно пользующихся предпочтением в одной и той же культуре. Наконец, бывает, что игра дает безобидную компенсацию, шутливо-фиктивный выход для преступных склонностей, которые порицаются и осуждаются законом и общественным мнением. В отличие от марионеток на ниточках, чаще всего феерически-грациозных, ручные куклы- гиньоли обычно изображают (это уже отмечал Хирн)[31] персонажей грубых и циничных, склонных к гротеску и аморальности, а то и к кощунству. Такова традиционная история Панча и Джуди

[32]. Панч убивает жену и сына, не дает милостыни нищему и колотит его, совершает всевозможные преступления, убивает смерть и черта, а в конце концов вешает на своей же виселице палача, который собирался повесить его. Конечно же, было бы ошибкой усматривать в таком последовательном шарже идеальный образ британской публики, которая аплодирует всем этим мрачным подвигам. Она вовсе не одобряет их, но шумная и безобидная радость дает ей разрядку: восторженными криками в честь скандально-торжествующего паяца она дешево отыгрывается за множество ограничений и запретов, которые в реальности навязывает ей мораль.

Будучи выражением или отдушиной для коллективных ценностей, игры предстают закономерно связанными со стилем и призванием различных культур. Связь может быть свободной или тесной, соотношение – точным или размытым, но оно неизбежно есть. Тем самым, пожалуй, открывается путь к более обширному проекту, который кажется и более смелым, однако в реальности может оказаться менее гадательным, чем простой поиск эпизодических соотношений. Можно предположить, что принципы, от которых зависят игры и которые позволяют их классифицировать, позволят нам распознать их влияние за рамками той по определению обособленной, регламентированной и фиктивной области, которая им отведена и благодаря которой они остаются играми.

Конечно, любовь к состязанию, погоня за удачей, удовольствие от симуляции, тяга к головокружению выступают как главные движущие силы игр, но их действием непременно проникнута и вся жизнь общества. Поскольку игры носят универсальный характер, но при этом не везде играют в одни и те же игры в одних и тех же пропорциях, – где-то больше играют в бейсбол, а где-то в шахматы, – то следует задаться вопросом о том, не распределяются ли принципы игр (agôn, alea, mimicry, ilinx) и во внеигровой сфере достаточно неравномерно между разными обществами, так что заметные различия в соотношении столь общих причин влекут за собой и явные контрасты в коллективной, а то и институциональной жизни народов.