Верующие не соглашаются быть совершенно завороженными и не считают безопасным то неистовство, которое может охватить идола, ослепленного собственным величием. В этой своей новой роли
Очевидно, спастись от опасной околдованности человек может разными путями. Как мы видели, в Лакедемоне колдун стал законодателем и педагогом, шайка человековолков в масках эволюционировала в политическую полицию, а неистовство в один прекрасный день сделалось социальным институтом. Здесь же проглядывает иной выход, более плодотворный и благоприятный для развития изящества, свободы и выдумки, во всяком случае направленный на уравновешенность, отрешенность и иронию, а не на стремление к неумолимому господству, которое, чего доброго, и само однажды станет головокружительным. Не исключено, что в итоге эволюции мы внезапно обнаружим, что в некоторых – причем, вероятно, привилегированных – случаях первой трещиной, которой было суждено вместе со многими другими разрушить всемогущее единство симуляции и головокружения, было не что иное как это странное, почти незаметное, внешне абсурдное, по видимости кощунственное нововведение: включение в группу божественных масок таких персонажей, которые, будучи равны с ними по рангу и авторитету, призваны пародировать их чарующий миметизм и смягчать смехом то, что без этого противоядия роковым образом вело бы к трансу и гипнозу.
Дополнения
I. Как важны бывают азартные игры
Даже в цивилизации промышленного типа, основанной на ценности труда, страсть к азартным играм остается чрезвычайно сильной, потому что они предлагают прямо противоположный способ зарабатывать деньги или, по выражению Т. Рибо, «завораживающую возможность приобрести их сразу, без труда, в один миг». Отсюда постоянная соблазнительность лотерей, казино, тотализаторов на скачках или на футбольных матчах. Вместо терпеливых усилий, которые приносят мало, зато надежно, эта завораживающая возможность дает мираж мгновенного обогащения, внезапную перспективу досуга, богатства и роскоши. Для множества людей, которые тяжко трудятся, не намного увеличивая этим свое весьма посредственное благополучие, возможность сорвать банк предстает как единственный шанс когда-либо вырваться из униженного или даже нищенского состояния. Игра посрамляет труд и представляет собой другое, конкурирующее решение, которое по крайней мере в некоторых случаях приобретает столь большую значимость, что отчасти определяет собой стиль жизни целого общества.
Хотя эти соображения порой заставляют признавать за азартными играми некоторую социально-экономическую функцию, этим еще не доказывается их культурная продуктивность. Над ними тяготеет подозрение в том, что они развивают леность, фатализм и суеверие. Соглашаются с тем, что некогда изучение их законов способствовало зарождению теории вероятностей, топологии, теории стратегических игр. Но все же никому не приходит в голову, чтобы они могли образовать модель мировосприятия или организовать, хотя бы вслепую, какое-либо рудиментарное энциклопедическое знание. А между тем фатализм и безусловный детерминизм, отрицающие свободу и ответственность выбора, представляют себе весь мир в целом как грандиозную лотерею – всеобщую, обязательную и непрестанную, – где каждый неизбежный выигрыш дает лишь возможность, вернее, необходимость участвовать в следующем тираже, и так далее до бесконечности[73]
. Кроме того, у относительно праздных народов, по крайней мере таких, у которых труд поглощает далеко не всю наличную энергию и не подчиняет себе всю повседневную жизнь в целом, нередко оказывается, что азартные игры приобретают неожиданную культурную значимость, оказывая влияние равно на искусство, этику, экономику и даже знание.