Игры и люди

* * *

Как видно, в некоторых условиях азартные игры обладают такой культурной значимостью, которой обычно монопольно владеют состязательные игры. Даже в таких обществах, где якобы безраздельно правит заслуга, как мы убедились, не менее ощутимы и соблазны удачи. Находясь под подозрением, они тем не менее сохраняют существенную роль, правда более зрелищную, чем решающе важную. Во всяком случае, в том, что касается игр, alea в соперничестве, а нередко и в сочетании с

agôn'oм имеет своим следствием грандиозные проявления: устраивает национальную лотерею в противовес «Тур де Франс», строит казино, подобно тому как для спорта сооружают стадионы, создает ассоциации и клубы, этакие масонские ложи для посвященных и правоверных, выпускает специальную прессу, привлекает не менее значительные инвестиции.

Более того, наблюдается любопытная симметрия: в то время как спорт часто служит предметом правительственных субсидий, азартные игры, постольку поскольку они контролируются государством, способствуют пополнению казны. Иногда они даже составляют ее основные доходы. Тем самым удача, пусть и порицаемая, принижаемая, осуждаемая, сохраняет права даже в самых рациональных и административно благоустроенных обществах, которые более всех удалились от соединенных чар симуляции и головокружения. Причину этого нетрудно выяснить.

Головокружение и симуляция абсолютно, по самой своей природе враждебны кодификации, умеренности и организованности. Напротив того, alea

, равно как и agôn, требует расчета и правил. Однако эта базовая солидарность отнюдь не исключает конкуренции между ними. Выражаемые ими принципы слишком резко противоположны, чтобы в тенденции не исключать друг друга. Очевидно, что тяжкий труд несовместим с пассивным ожиданием удачи, а несправедливые милости судьбы – с законными требованиями вознаграждения за усилия и заслуги. Отказ от симуляции и головокружения, от маски и экстаза всякий раз означает лишь выход из зачарованного мира и вступление в рациональный мир распределительной справедливости. При этом многие проблемы остаются неразрешенными.

При этом agôn и

alea, вероятно, представляют собой противоречащие и дополняющие друг друга принципы общества нового типа. Однако они отнюдь не выполняют параллельную функцию, которую бы признавали равно необходимой и превосходной. Ценным считается только agôn – начало честной конкуренции и плодотворной состязательности. На нем зиждется все здание общества. Прогресс заключается в его развитии и совершенствовании его условий – то есть, по сути, в последовательном устранении alea

В самом деле, alea выступает как сопротивление природы, которое не дает сделать желаемые социальные институты вполне справедливыми.

Более того, удача составляет не просто яркую форму несправедливости, произвольно-незаслуженной милости, но также и насмешку над трудом, над терпеливой и упорной работой, над бережливостью, над добровольными лишениями во имя будущего – одним словом, над всеми добродетелями, которые необходимы в мире, посвятившем себя росту благосостояния. Поэтому усилия законодателей естественно направлены на то, чтобы ограничить ее область и влиятельность. Из всех принципов игры одна лишь регулярная конкуренция поддается прямому переносу в область действия, где она может оказаться эффективной и даже незаменимой. Остальные игровые принципы вызывают опаску: их контролируют, в лучшем случае терпят, при условии что они остаются в рамках дозволенного; и их считают пагубными страстями, пороками или безумствами, если они распространяются в жизни, перестают подчиняться изоляции и нейтрализующим их правилам.