Но то было раньше. Саботаж Сакаи его не убил, но не оставил невредимым. Пройдет еще много времени, прежде чем Холден уверится в том, что корабль не готовит новые неприятные сюрпризы. Какая-нибудь программа, поджидающая нужного момента, чтобы откачать воздух или ускорить корабль до смертельного предела, или уничтожить корабль и его команду еще тысячью других способов. Они просмотрели всё и ничего не нашли, но делали это и раньше и чуть не погибли из-за недосмотра. Теперь сколько раз ни проверяй — всё равно будет недостаточно для уверенности в том, что ничего не пропущено. С этой минуты — и, видимо, на долгое время, может, и навсегда — он будет волноваться о том, на что раньше не обращал внимания. Холдена возмущало, даже злило, что его вера пошатнулась.
И может быть, он думал уже не о «Росинанте».
— Ладно, — сказал он, отстегиваясь. — Выпью кофе. Постарайтесь ничего тут не сломать, а если сломаете, сообщите.
Удивительно, но дружный хор «дасэр» вызвал у него уныние. Лучше бы они поняли, что он шутит. Или чувствовали себя достаточно расслабленно, чтобы пошутить в ответ. Их официальный тон снова дал понять, что это больше не его корабль.
В камбузе он наткнулся на Фреда, наговаривающего сообщение ручному терминалу — очевидно, для Андерсона Доуза. Холден потягивал кофе между фразами, похожими на официальное заявление и полными глубочайшего недоверия. Когда Фред закончил, то скрестил руки и посмотрел на Холдена.
— Мне тоже, пожалуй. Со сливками и без сахара.
— Момент, — отозвался Холден. — Есть что-то новое?
— Два корабля настоящего марсианского конвоя сдались.
— Что?!
— Они всё равно находились слишком далеко от сражения, чтобы повлиять на исход, и их жестоко обстреливали. Мне это не нравится, но не стану оспаривать решение их командиров.
— Мне мерещится, или они просто подали наши головы на тарелочке с голубой каемочкой? — сказал Холден, поставив на стол кофе. — Они и правда настолько хороши, или это мы облажались даже сильнее, чем я думал?
Фред глотнул кофе.
— Когда-нибудь слышал о битве при Гавгамелах?
— Нет.
— У Дария Третьего, императора Персии, было двести тысяч воинов. Бактрийцы, арахозийцы, скифы. Греки-наемники. Ему противостояли тридцать пять тысяч воинов и Александр Македонский. Александр Великий. Пять персов на каждого македонца. Битва должна была превратиться в резню. Но Александр оттянул крупные силы врага на фланг, и в центре рядов персов возникла брешь. Александр велел своим воинам построиться в клин и с кавалерией во главе устремился туда, прямо на императора. По обе стороны были крупные силы персов, и его окружили. Но это уже не имело значения, потому что он понял, как разделаться с Дарием. Александр увидел то, чего никто не видел. Вот так и эти люди. Маленькая группировка в АВП. И Земля, и Марс, и я имеем численное преимущество. И преимущество в вооружении. Всё это случилось, потому что кто-то увидел возможность, которую проглядели все остальные. У них хватило смелости ударить там, где никто не ожидал нападения. Это сила смелости, и если генерал удачлив и умен, они могут воспользоваться преимуществом и навсегда обойти врагов.
— Думаешь, таков их план?
— Таков был бы мой, — сказал Фред. — Эти люди не пытаются получить контроль над Поясом или спутниками Юпитера. Они пытаются заграбастать всё. Для этого нужен особый склад ума. Харизма, гений, дисциплина. Как у Александра.
— Звучит немного обескураживающе.
Фред поднял чашку. Надпись «Тахи» на ее боку еще не совсем исчезла, но красно-черные буквы наполовину стерлись от частого употребления. Но не совсем. Пока еще.
— Теперь я лучше понимаю чувства Дария, — сказал Фред. — Иметь большое войско, хорошую позицию, преимущество. В особенности, когда ты знаешь, как выигрывают войны. Это делает тебя слепым ко всему другому. И когда ты это увидишь, кавалерия македонцев уже мчится к тебе с копьями наперевес. Но Дарий проиграл не так.
— Разве? Потому что, судя по истории, которую ты только что рассказал, похоже, что именно так.
— Нет. Он побежал.
Холден отпил кофе. Из кают команды доносился гомон незнакомых голосов, напоминая, насколько все не так как нужно. Что все привычные образы прошлого сломаны и могут никогда уже не стать прежними.
— Но если бы он не побежал, его бы убили. Его убил бы Александр.
— Возможно. Или Дарий мог бы отразить атаку. Или погиб бы сам, но его армия в ярости и горе сокрушила бы Александра. Конец императора не всегда означает конец империи. Я смотрю на Землю и всё, что там случилось. Я смотрю на Марс. На то, что случилось на Тихо, и то, что, как я опасаюсь, произошло на Медине. И вижу клин Александра, прорывающийся сквозь строй ко мне. Я так же ошеломлен, как и Дарий, в таком же смятении. Испуган. Но я не Дарий. Как и Крисьен Авасарала.
— Так ты не считаешь, что мы облажались?
Фред улыбнулся.
— Я еще не знаю, что думать. И не буду знать, пока не изучу врага. Но оглядываясь на историю человечества, я вижу куда больше людей, считающих себя Александрами Великими, чем тех, кто на самом деле ими является.
Глава тридцать седьмая