Карал с тихим, еле слышным шорохом провёл ладонями по голове. Наоми почувствовала непреодолимое желание прикоснуться к нему, как-то утешить, но не решилась. Когда он снова заговорил, голос звучал устало.
— Мы — маленькие люди в большое время, да? Время палачей и Марко, людей, творящих историю. Время новых миров. Кто хочет такого? Просто смирись с этим, да? Может, этот твой Холден, он и не клюнет на приманку. Может, там пролетит что-то другое раньше него. Может, ты смиришься и переживёшь это. Разве так трудно? Делать, что надо, и выжить?
Наоми пожала плечами. Они молчали, слышалось только пощёлкивание воздухоочистителя. Потом Карал со вздохом поднялся. Сейчас он казался ей старым, и не только от прожитых лет. Она на минуту опять стала юной, вернулась назад, на Цереру, Филип кричал в колыбельке, а она слушала новости об «Августине Гамарре». Наоми впервые подумала, что все на этом корабле наблюдали в реальном времени за гибелью Земли точно так же, как когда-то она смотрела на огонь «Гамарры», вспыхивающий на экране, будто светлячок, и угасающий, многократно повторенный в выпусках новостей. Ей хотелось сказать что-нибудь, но она только смотрела, как Карал открыл, а потом закрыл за собой дверь. Замок защёлкнулся. Она смахнула с глаз слёзы и наконец, когда её точно никто не видел, выплюнула на ладонь декомпрессионный блок.
Маленькая вещичка, мокрая от слюны и размером с палец на ноге, из тех, которые носят с собой все водители мехов. Крошечная ампула инъекционной искусственной крови и тревожная кнопка, отправляющая запрос неотложной медпомощи в цикл работы любого шлюза. Военные корабли вроде «Пеллы» и «Роси» игнорировали такие запросы из соображений безопасности. «Кентербери» и другие коммерческие суда обычно принимали их, поскольку перевозили гражданских, которые представляли для самих себя большую опасность, чем пираты или абордажники. Наоми не знала, как отреагирует на декомпрессионный блок «Четземока», но способ выяснить был лишь один. Теперь оставалось только добыть скафандр и точно узнать, когда перережут тяги между кораблями.
Затем надо получить управление кораблём, может, разогнать ядро, и рвануть прочь, подальше от Марко. Опять. Она почувствовала боль при мысли о Филипе, и Кине, и Карале, обо всех, кого знала и жалела. Даже любила. Эхо огромной боли, и она могла с ней справиться.
—Ты не сломал меня, когда я была девчонкой, — сказала она крошечному декомпрессионному блоку. — Не знаю, с чего ты взял, что сможешь сломать теперь.
Глава тридцать шестая
Холдену дико хотелось спать, но сон никак не шел. Максимум, на что его хватало — несколько часов утомительного забытья, от которого было только хуже. Он мог отправиться в свой номер на станции, но отказался. Пусть с гравитацией, прижимающей тело к матрасу, спать и удобней, но покидать свой корабль он не собирался. На шее и щеках чесалась щетина — он не помнил, сколько времени уже не брился. В течение рабочей смены жилось несколько легче: новый экипаж по кругу проверял все системы в поисках следов диверсии, не обнаруженных ранее. Было чем заняться, с кем поговорить. Когда они ушли, он пообедал на борту, попытался заснуть, затем принялся бродить по кораблю, словно в поисках чего-то, но чего — никак не мог вспомнить.
И потом, хоть разум настойчиво советовал этого не делать, он включил новости.
«После того, как станция Медина погрузилась в радиомолчание, связь со всеми колониями была окончательно потеряна. Остается лишь гадать, насколько правдива информация, полученная из колонии Фольквангр, об инопланетной активности в южном полушарии Нового Тритона...»
«Представитель портовой администрации заявил, что объявленный Ганимедом нейтралитет — это отражение значимости, а не политическое заявление...»
«На перехват уже отправились войска ООН, но до сих пор не ясно, находится ли премьер-министр Смит на борту гоночной шлюпки или же это попытка отвлечь внимание противника от стандартной схемы эвакуации. И.о. генерального секретаря Авасарала объявила о создании зоны безопасности на пути катера, и всем находящимся поблизости судам рекомендовано сместиться за пределы дальности стрельбы...»
Скорость света — это проклятье, подытожил Холден. Даже самые удаленные уголки обитаемой вселенной казались находящимися на расстоянии вытянутой руки, и обман был заразителен. Временной лаг между Тихо и Землей составлял меньше четверти часа, но на путешествие от одной точки к другой уходило несколько дней. Если Алекс или Наоми погибнут, он узнает об этом в течение нескольких минут. Выключив свет в каюте, Холден переключил каналы, прекрасно понимая, что даже если что-то случится, он ничего не сможет поделать. Казалось, он стоит на поверхности замерзшего озера, наблюдая, как подо льдом тонут самые дорогие ему люди.
Если бы все это происходило где-нибудь в другом месте — там, где он не мог ничего видеть — возможно, тогда он бы отвернулся. И заснул, и они бы ему снились. Когда раздался сигнал на терминале, он был рад звонку.
— Паула, — произнес Холден.