Это прозвучало как прощание, так что Амос последний раз одарил Эрика улыбкой и вышел. В коридоре ждал Тату с ящиком текилы. Похоже, охранники следили за встречей.
— Проводить? — спросил Тату.
— Неа, — ответил Амос и закинул ящик на плечо. — Уходить я отлично умею.
С помощью ручного терминала Амос дошел до ближайшей ночлежки и снял комнату. Бросив выпивку и сумку на кровать, он вышел на улицу. Короткая прогулка привела его к тележке, где он купил нечто, излишне оптимистично названное бельгийской сосиской — вряд ли бельгийцы были знамениты продуктами из ароматизированной бобовой пасты. Хотя какая разница. Амос вдруг понял, что, зная наизусть периоды обращения каждого спутника Юпитера, он понятия не имеет, где эта Бельгия. Максимум, что он мог предположить — точно не в Северной Америке. Так что не ему критиковать утверждения насчет бельгийской кухни.
Он дошел до гниющих доков, где играл ребенком, по той лишь причине, что нужно было куда-то идти, и он знал, в какой стороне вода. Прикончив сосиску и не увидев мусорки, он сжевал и упаковку. Она была сделана из кукурузного крахмала и на вкус напоминала старые хлопья для завтрака.
Мимо него прошла небольшая группа подростков, потом развернулась и последовала за ним. Они были в том дурацком возрасте между ходячей жертвой и способностью совершать настоящие взрослые преступления. Возраст, подходящий для мелкого воровства и службы на побегушках у дилеров, а порой и случайного грабежа без особого риска, когда представится возможность. Амос проигнорировал их и спустился на ржавеющий старый причал.
Позади юнцы совещались тихими, но напряженными голосами. Решали, наверное, стоит ли баланс счета чужака (в доках Балтимора свято верили, что каждый за их пределами имеет больше денег, чем любой из местных) риска связываться с таким здоровяком. Амос хорошо знал, как решаются такие уравнения. Когда-то и он сам участвовал в подобном споре. Он продолжил игнорировать их, прислушиваясь к мягкому биению воды о причал.
Вдалеке на небе зажглась огненная линия, будто молния, нарисованная по линейке. Несколькими секундами позже по гавани прокатился грохот, и Амос вдруг ясно вспомнил, как сидел здесь с Эриком, наблюдая за отправкой на орбиту боеприпасов и обсуждая возможность покинуть планету.
За пределами колодца гравитации Амос считался землянином. Но это было не так. Амос был из Балтимора. Все, что он знал о планете за пределами пары десятков домов бедного квартала, уместилось бы в носовой платок. Первые шаги за границами города он сделал, слезая со скоростного поезда в Боготе, чтобы сесть на шаттл на Луну.
Он услышал позади тихие шаги по причалу. Спор закончился. Плюсы перевесили минусы. Амос повернулся к приближающимся подросткам. Кое у кого были биты, у одного нож.
— Не стоит того, — сказал он. Он не стал сжимать или поднимать кулаки, просто покачал головой. — Подождите следующего.
Пару секунд они напряженно смотрели на него, а потом, будто достигнув какого-то телепатического согласия, дружно отошли.
Эрик ошибался, говоря, что он все тот же. Человек, которым он когда-то был, состоял не из набора каких-то личных черт, а из того, что он знал и умел, и из своих желаний. Тот человек знал, где гонят хороший самогон. Где у дилеров есть качественная марихуана и табак. Какие бордели обслуживают местных, а какие обирают только ищущих приключений туристов. Тот человек знал, где дешево взять на время пушку, и то, что цена утраивается, если ее использовать. Знал, что дешевле заплатить за время в мастерской и сделать собственную. Как тот дробовик, из которого он впервые убил человека.
Но тот, кем он стал сейчас, знал, как заставить работать термоядерный реактор. Как настроить магнитные катушки, чтобы сообщить максимальную скорость ионизированным частицам выхлопа, и как устранить пробоину в корпусе. Этому парню были безразличны как эти улицы, так и предлагаемые ими удовольствия и риски. Балтимор мог выглядеть как прежде, но стал столь же чуждым ему, как мифическая Бельгия.
В этот момент он понял, что в последний раз на Земле. Он больше не вернется.
На следующее утро Амос проснулся в своей комнате с половиной бутылки текилы на ночном столике и первым похмельем за последние несколько лет. На секунду ему показалось, что он был настолько пьян, что обмочился в постель, но потом понял, что просто ужасно вспотел от удушающей жары. В горле пересохло, а язык распух.
Он смыл ночной пот и выпил обжигающе горячей воды из душа, запрокидывая голову, чтобы вода заполнила весь рот. После десятилетий фильтрованной и стерилизованной корабельной воды он наслаждался ее вкусом. И надеялся, что его придавали не микробы и тяжелые металлы.
Амос вынул оставшиеся бутылки текилы из ящика и положил в сумку, обернув одеждой. Потом взял терминал и начал искать подходящий шаттл на Луну с пересадкой на дальний рейс на Тихо. Он попрощался с Лидией, ну, или с тем, что от нее осталось. Он в некотором роде попрощался с Эриком. На всей планете не осталось никого, за кого он дал бы хоть полплевка.
Хотя нет. Это не совсем так.