ИКРА (СИ)

Когда я открыл свой левый глаз, солнце врывалось через немытое окно, лучи его скользнули по лицу, смеясь надо мной. Как может мир быть настолько прекрасен, когда я настолько отвратителен? Осмотревшись, я догадался, что нахожусь в квартире Анубиса, в его холостяцком гнезде и лежу на том самом диване, на котором он, помнится, пребывал в состоянии психической улитки, зато теперь я мог впасть здесь в долгую затяжную депрессию, но этого не случится, меня никто не будет бить по щекам, чтобы привести в чувства. С кухни доносился аромат жарящейся яичницы, она стрекотала на газу, подобно сверчкам в луговой траве. Есть хотелось неимоверно. Остро ощутимый голод моментально поставил меня на ноги. Я поднялся с дивана, уронив плед, поправил сползшие с зада джинсы, подошёл к зеркалу, наслаждаясь чернильно-чёрным человеком в отражении. «Не такой уж и пугающий вид», — подумал я, учитывая что физиономия, шея и руки успели загореть под городским солнцем. Татуировка на шее в форме перевёрнутого креста слегка потеряла контрастность на фоне загорелой кожи. Я вновь облачился в свой ассасинский капюшон и побрёл на кухню, ведомый аппетитным запахом. Сел за стол, наблюдал, как Анубис сгружает раскалённую яичницу на большую круглую тарелку. Я взял вилку в тот миг, когда ниппер прыгнул мне на колени, угодив своим длинным хвостом мне в рот. Я отплевался от меха и спихнул его с колен вниз. Он недовольно и обиженно запищал, бросившись наутёк.

— Ты злой опять, — подметил Анубис. — Твоя Соррел тебя не удовлетворяет что ли?— съязвил он, разрезая яичницу.

— Некому уже… удовлетворять… Не-ко-му, — по слогам ответил я, — как помнишь, она уехала.

— В Питер. Помню. Когда назад?

— Никогда, полагаю, — ответил я и запихнул кусок яичницы в рот, — у неё там какой-то хрен собачий. — Анубиса передёрнуло от очередного «собачьего хамства».— Говнюк какой-то дредастый. К нему и сбежала.

— И?

— Да я хуй знаю! — заорал я, едва прожевав и злясь, что он вытянул из меня больше, чем следовало. Да и вообще завёл эту тему вновь. Я не хотел ничего слышать ни о ней, ни обо мне. Откровенно — я рассчитывал пойти куда-нибудь и развлечься. Возможно, выпить или, как взаимоисключающее, курнуть, закинуться горсткой икры, забыться и не ворошить мысли.

— Что ты за друг такой, зануда?! Ты как баба, блин, напрягаешь своими бесконечными напоминаниями о том, что я должен решить какие-то проблемы. А я не хочу ничего решать!

— Да, — перебил меня Анубис, — ты хочешь снова надраться, прийти спать на моём диване, чтобы завтра вновь впасть в свой алкотрэш наркотрип.

— Мама, мать твою. Ты как мама… — я направил на него вилку, продолжая метать яростные взгляды и недовольство, и потрясал ею в воздухе маленькой квартирки.

— Я бы тоже от тебя ушёл, — обиженно подметил он, вытирая руки о фартук.

Я скривил бровь, молча смотря на него и представляя, как бы выглядели наши отношения. В уме ничего не родилось, ничто не всколыхнулось, кроме самоиронии.

— У тебя вроде другой предмет обожания, — колко подметил я и стал тщательно жевать, решив, что лучше занять свой рот едой. Прожевав кусок, я решился: — Я поеду за ней. Я найду её там и верну.

Спина Анубиса, колдующего у плиты, безмолвствовала, демонстрируя скептицизм.

— Неужели? — наконец проговорил он. — Похвально. Главное, к вечеру не забудь об этом.