Я вспомнил, что в Питере у Соррел жил какой-то друг, брат или «близкодальний» родственник. Я ведь даже видел его фотографии в соцсетях. Он работал в неформальном магазине. Что-то крутилось в воспоминаниях, но механизм в моих мозгах пересох от изнурительного пекла. Колёсики, скрипя, вращались, но напряги я их сильнее, они застопорятся окончательно. Им не помешала бы смазка психотропным нейролептиком, но средство у меня иссякло. Связь между психотропным средством, икрой и Профитом побудила к размышлениям о последнем. Пожалуй, я был слишком груб с ним сегодня. Наговорил всякого… И про «ненавижу» — это уже перебор. И даже, если разобраться, само слово всегда вызывало у меня неподдельный страх, потому что являлось антагонистом любви. И по логике… сканворд с ненавистью разгадывался просто — на раз-два, но признаться в антагонистических чувствах — тоже перебор. Да и с другой стороны Профит должен прекрасно понимать, что восприятие моё было в изменённом состоянии. И с каких это пор он начал так вызывающе себя вести? Неужели действительно хочет быть человеком? Пробует на вкус человеческие эмоции? Спорит? Подстрекает? Экспериментирует со мной? Я рассуждал, когда передо мной со звоном поставили большую тарелку с куриными котлетами и картофельным пюре.
— Конечно, — произнесла улыбчивая официантка, — он ведь учёный.
С вилкой в руках я застыл над своей тарелкой и уставился на девушку-официантку, вдумываясь в её сиюминутную тираду, но вовремя заметил, что за соседним столом компания дружно рассмеялась и продолжила разговор. Я отхлебнул красного домашнего морса и счёл происходящее паранойей, а сказанное — относящимся не ко мне и услышанным случайно. Я съел свой обед, оставил в конверте, специально разрисованном для этих целей, деньги и ушёл. Солнце было ещё высоко, оно играло в волосах проходящих девушек, оно бликовало в зеркалах автомобилей на Невском проспекте, освещало балконы, врывалось в открытые окна и золотило античные скульптуры на крышах. Афина, я подумал, что это Афина… Прекрасная античная богиня в шлеме, сейчас она закрывала щитом измождённых от солнца, в пасмурную погоду она защищала их от дождя и молний, зимой от ненастья. Она величественно белоснежна, как глыба льда на фоне лазурного неба и большого клубящегося белого облака. Я тоже спрятался в тени её щита и дома, на крыше которого она восседала. Я блуждал по улицам, желая заблудиться, потеряться в шумном городе в высокий туристический сезон, я хотел бы испугаться Питера и убраться восвояси, но он завораживал меня своим неповторимым стилем и духом. Я шёл в толпе людей, почему-то впервые ощущая себя не одиноким, нас сближали тесно жмущиеся дома, я дышал в чьи-то спины, натыкался взглядом на татуировки, детали костюмов, слышал незнакомую речь. Я крутил головой во все стороны, когда в фиолетовой тени одной из арок, ведущей в придаток улицы, показалось ярко-рыжее свечение. Пятно волос мелькнуло в лучах солнца и скрылось. Сердце моё предательски «ойкнуло», я метнулся в арку за пятном рыжих волос. Арка была пуста за исключением граффити на стене. Словно обведённый белым мелком труп, с облаком слов над головой, этот силуэт, странным образом, походил на мой собственный, а надпись, вылетавшая из его рта печатными буквами, спрашивала: «Куда ты идёшь?». По стенам прокатился смех. Я ринулся дальше, лучи ударили в глаза, пряча от меня фигуру с щавелевыми волосами. Она играла в прятки, вбежала в следующую подворотню, маня лукавым смехом, а я проворно преследовал её. В мрачном тенистом дворике пахло кошачьим мускусом. Я прошёл на середину и поднял взор к далёкому синему небу, ощущая, что стою на дне ущелья, а скалы тёмными расселинами окон смеются надо мной.
— Ищешь? — раздался отдалённый звук радио.
— Ищешь? — спросил кто-то кого-то на кухне и рассмеялся.
— Ищи, — хохотнул кто-то в затхлой парадной.
Я пригнулся и прошёл в низкую арку, мне даже пришлось согнуться, чтобы пройти и не задеть головой потолка. Преодолев проём, старательно переступив через кошачьи фекалии, я пробрался в следующий сегмент лабиринта.
— Ищииии… — запело радио где-то в вышине, — ищи меня в барах, музеях, кинооо…
— В музеях… геях… — эхо доносило на дно колодца лишь исковерканные обрывки фраз.
— В барах… шмарах… — колебался воздух подле меня.
— В кино… — пело радио, а тень фантома-сквернослова донесло лишь, — говно…
Как-то по-детски глупо. Неожиданный поток воды сверху обрушился на меня, я чудом успел отскочить, прячась от нелепого водопада под низкой аркой. Подошвой кеды я попал в кучку кошачьего дерьма, которое так внимательно перешагивал.
— Дерьмо! — выругался я.
— Именно… именно… — хохотали стены.
Кто-то сквернословил и бранился, гремя вёдрами. В узком окне наверху мелькнула рыжая голова.
— Слабак! — крикнула она.