ИКРА (СИ)

Стены вновь зло шутили, коверкая слова. «Мудак!» — выдохнули они. На потёртых, почерневших от влаги и долгих частых дождей стенах из ниоткуда проступали ругательства. Чья-то невидимая рука писала их острым почерком, бросая мне в глаза осколками гнева и печатными буквами. «Лука, убей мудака!». Читая дрянные надписи, грязную ругань, я пятился. Пятился назад, пытаясь уйти от дворового самосуда. Запах вылитых нечистот, гнили, плесени и кошачьего дерьма вкупе с кошачьим же мускусом, казалось, успели пропитать мою одежду. Опозоренный, поруганный я был изгнан прочь.

Остервенело вытирая край подошвы о поребрик, я обдумывал всё посланное мне через астрал и услышанное. Посыл был понят. Вызов принят. Оскорблённый и униженный я лишь прибавил смелости, наглости и желания что-то доказать хотя бы самому себе. На вид я бесцельно брёл по городу, но это была лишь видимость. Встретив зелёноволосую незнакомку в очках, я тут же остановил её, сочтя, что уж она-то точно знает адреса неформальных мест Петербурга. Она меня не разочаровала, даже написала самые известные на бумажке. Она торопилась и, протянув мне мятую бумажонку, спешно ретировалась. Всё дело в моём помятом виде и кошачьих ароматах — вычислил я. Что ж, тут её на за что винить.

Так за вечер я успел обойти пару мест. В первом, культовом, я и сам хотел побывать. Там меня встретила разномастная рок-атрибутика, костяные тотемы, легендарный кожаный плащ алкоголика-анархиста и рок-н-ролльная тайная вечеря, религиозной фреской красующаяся на стене. Дредастого и пирсингованного связного Соррел с Петербургом здесь не оказалось. К слову, вид мой тут не смутил никого. А дредастого персанажа мне предложили искать в этнолавке неподалёку. Проспект Рубинштейна плавно перетёк в Загородный проспект, там, в одном из дворов, я и обнаружил этнолавку. Уже на входе моё эмоциональное равновесие пошатнулось, колебля весы восприятия то в одну, то в другую сторону. К моему ли счастью или к счастью разыскиваемого мною — его в этой лавке никто и никогда не видел. Собственно, всё это я узнал уже у входа, где девушка с дредами, собранными на макушке, любезно предложила мне закурить. Выражение моего лица, общий вид и её отрицательный ответ на поставленный мною вопрос, возможно, вызвали в её тонкой натуре сожаление, и она даже скрутила мне самокрутку из ароматно пахнущего табака. Сейчас, втягивая дым со вкусом вишни, я был почти счастлив.

— Ну… в Лабиринте Страха работает один персонаж… с дредами, но ты же понимаешь, что это как искать иголку в стогу сена, — пояснила она, присаживаясь на низкую ограду.

Я кивнул и выпустил носом дым.

— Раз пришёл — зайди… выпьешь свежесваренный кофе, — предложила она.

Она так посмотрела на меня, что я просто не мог не согласиться. Спустившись по крутым ступенькам, я даже не успел как следует разглядеть пестрящий интерьер и содержимое, потому что внимание моё приковали девять человек, которые сидели за низким столиком в одинаковых белоснежных длинных рубахах, подпоясанных трижды обёрнутыми вокруг поясами из плотных шерстяных нитей. Во главе стола на пуфике возвышался «кофейный шаман» в белом колпаке, с проступающей сединой в бороде и волосах. Он помешивал нечто кипящее в турке на газовой горелке. Языки огня облизывали турку чистым синим пламенем.

— Проходи и садись, — спокойным басистым голосом повелел он.

Я подошёл ближе и присел на предложенный мне низенький пенёк, неведомым образом оказавшийся возле стола. Стоило мне коснуться этого пенька, как время остановилось. Я завис во вневременном пространстве, разглядывая лица девятерых. Морщинки в уголках их глаз и спокойствие лиц говорили о просветлённости. Главный, а он точно был главный, потому что все устремили свои помыслы и взгляды на его священнодейство и игру огня, молча помешивал коричневую кипящую субстанцию. Затем снял турку с огня и разлил содержимое в небольшие глиняные чашечки, одна из которых досталась мне. Я принюхался к напитку, он обдал меня тёплой волной аромата шоколада, сразу же напомнил мне о щавелевой деве, её коричневых глазах и веснушках на пикантно поднятом плечике.

— Владея таким даром, ты… опрометчиво пускаешь его в неправильное русло, — произнёс бородач в колпаке. — Ты обращаешь могучую силу не на созидание, а на разрушение.

Быть может, он и был прав, однако я меньше всего хотел слушать назидания от сектантов-огнепоклонников.

— Борись со своим желанием сжечь всё дотла, — укорительный взгляд его чёрных глаз пригвоздил меня к пеньку.

— Боюсь, что мне слишком сильно понадобится этот дар в его максимально разрушительной мощи, — парировал я. — Ты многого не знаешь обо мне.

— Зато вижу. Ты мечтаешь делать это? — спросил он и неожиданно стал осуществлять сложные пассы кистями рук, после чего между его ладоней завертелось алое пламя, оно с дикой скоростью сматывалось в ярко-красный, переливающийся плотный клубок огня.