Икс. Место последнее

– Почему? Из-за того, что он сказал?

– Да. Он говорит, что любит нас. Жалеет, что был плохим сыном. Хочет попросить прощения.

Томми засмеялся:

– Большинство мам вряд ли испугались бы на твоем месте.

– У большинства мам сын не Линус.

Томми тут же пожалел, что отмахнулся от опасений сестры. Ведь знал же, что она права. Проявление нежности, мягко говоря, не самая характерная черта Линуса. Томми заговорил серьезно:

– И что ты думаешь?

– Ничего не думаю. Но такое чувство, что… он нас бросил. И с опозданием прощается. Думает, я не понимаю. Но я понимаю. И мне страшно. Потому что я не знаю, где он.

Томми не раз поражался проницательности сестры в критических ситуациях. Обычно Бетти словно носила ментальные шоры, становясь замкнутой, предвзятой или даже безумной, но, как только начинало пахнуть жареным, шоры падали, и у нее открывались глаза на происходящее и находились слова, чтобы описать увиденное.

– Чем я могу помочь?

– Да как обычно, – сказала Бетти с отчаянием в голосе. – Поговори с ним. Может, у тебя получится узнать, чем он занимается.

– Поговорю. Но не сегодня.

Повесив трубку, Томми остался сидеть в кресле. Хагге свернулся калачиком у его ног, довольный тем, что связанная с переездом подрывная деятельность прекратилась.

Он нас бросил.

Томми понимал, что имеет в виду Бетти. В любых отношениях есть элемент движения: сближения или удаления. Невозможно сблизиться настолько, чтобы достичь симбиоза, но зато запросто можно отдалиться настолько, чтобы стать чужим человеком. Тем, кто бросил. Вот что, по мнению Бетти, произошло с Линусом.

Икс.

Человек, скрывающийся за маской, умеет быстро менять отношение людей к жизни. Насколько известно Томми, Линус провел несколько часов рядом с этим человеком. Что было сказано, что было сделано? Томми многое бы отдал, чтобы узнать.

Он еще глубже погрузился в кресло, еще дальше заглянул в лабиринт фактов, намеков и возможностей. Хагге улегся животом на его ноги и довольно урчал, и вдруг Томми вздрогнул и рывком сел. Взмахнул руками, словно отдергивая невидимую штору, и громко сказал:

– Хватит!

Как приятно было бы вернуться к прежней жизни: размышлять сидя в кресле, пока не начнет урчать в животе, а потом разогреть в микроволновке какой-нибудь полуфабрикат. Но сейчас он находится в движении, и ему предстоит сближение. Под жалобные протесты Хагге он закрыл чемоданы и вынес их из квартиры, после чего пристегнул к Хагге поводок и вывел его за собой. Не успел Томми-в-кресле возразить, как Томми-в-движении уже запер входную дверь, подогнал машину и погрузил туда Хагге и чемоданы.

Томми не верил в глупости о «новой жизни», которую, как утверждала желтая пресса, начала та или другая знаменитость. У каждого из нас есть своя маленькая вялая жизнь, которой надо распоряжаться, и весь вопрос в том, стоит человек на месте или находится в движении. Томми начнет свое движение сейчас. Ближе к Аните.

2

Поскольку Анита всегда старалась контролировать все и вся, она обычно называла проституцию собственным «выбором», а не ситуацией, до которой она постепенно докатилась. Когда ей перевалило за тридцать, у нее был такой порядок во всех документах, что о решении продолжать эту деятельность можно было говорить как о продуманном, но до того момента ее история была более туманна.

Отец Аниты ушел из семьи, когда ей было три года, а ее старшей сестре Ульрике – пять, но об этом Анита рассказывать не любила, это же так банально

. Анита знала много женщин, продававших собственное тело, и две из трех росли без отца. Выбирая жизненный путь, Анита не хотела мириться с мыслью, что ею управляют силы, которыми она не в состоянии управлять, что она станет одной из тех, да еще и жертвой. Поэтому вешала лапшу на уши, рассказывая байки о детстве в любящей семье в Катринехольме, в которых правдой было только название Катринехольм.

Впервые она продала свое тело за год до окончания школы. Она уже спала с несколькими парнями: сплошные стоны и пыхтение по пьяни, без изысков. Совсем другое дело – сестра, которая превратилась в одну из самых красивых девушек в городе, за ней ухаживали, дарили подарки, катали на новых машинах мальчики постарше. Анита думала, что у Ульрики-то все наверняка было бы по-другому, подпусти она их поближе.

Однажды вечером Анита с двумя школьными подругами пошла в бар в отеле на привокзальной площади. Через час распития пива и шотов подруги убежали танцевать, а Анита осталась за столом караулить их сумки. К ней подсел мужчина. Она покосилась на него, решила, что выглядит он неплохо для своих тридцати с небольшим, и демонстративно отвернулась.

– Привет, – поздоровался мужчина. – Вот кого оставили за сторожа.

Анита была пьяна, но не настолько, чтобы алкоголь заглушил непреходящую печаль, гложущую ее сердце, из-за которой она становилась жесткой и серьезной. Не глядя на мужчину, она сказала:

– Даже не пытайтесь. Вы слишком стары.