Пусть это произойдет. Пусть будет, что будет. Хотя бы заработает на новую куртку. «Монклер». Они наверняка слишком дорогие. Она постучала в дверь номера 203.
3
В начале седьмого Томми свернул с шоссе Е18 к району Бергсхамра. Ему было боязно, и признаваться в этом даже самому себе ужасно не хотелось. Живот казался аквариумом, наполненным веерохвостами, в котором кто-то водил сачком. Рыбки, обычно вялые, теперь метались по аквариуму, касаясь стенок мягкими плавниками и стараясь, чтобы их не поймали.
Томми пытался утешить себя тем, что не каждый день с кем-то съезжаешься, а с ним это вообще не случалось прежде, и поэтому тревога оправданна. Отлично придумано, но помогало это слабо. Томми припарковался у заведения, напоминающего бар, надел на Хагге поводок и вошел.
– С собакой можно? – спросил Томми мужчину за барной стойкой, который был полностью погружен в телефон. По раздраженным движениям его пальцев Томми догадался, что тот играет. Мужчина кивнул, не отрывая глаз от экрана.
– Двойной «Фэймос граус», когда закончится игра, – сказал Томми и опустился на барный стул. Хагге сидел на полу у его ног и смотрел на него взглядом, означающим:
Мужчина тут же налил в пустой бокал и дежурно спросил:
– Тяжелый день?
Томми внезапно захотелось поделиться своими заботами с незнакомцем. Он отпил виски и сказал:
– Вообще-то, наоборот. Но и со счастьем бывает нелегко справиться, если к нему не привык, ведь так?
Томми мог поклясться, что услышал, как Хагге у него в ногах
– В смысле? – спросил мужчина с более искренним интересом.
– Выиграл в футбольную лотерею, – ответил Томми. – Освобождение от наказания за побои на всю оставшуюся жизнь.
Мужчина нахмурил брови:
– Что это за лотерея такая?
– Тотализатор. Что же еще?
Одна секунда. Две секунды. Затем до мужчины дошло, и он разразился смехом, который явно не соответствовал качеству шутки. Томми выпил второй бокал виски, заплатил, оставил щедрые чаевые и позволил Хагге потянуть себя к двери. Когда они снова сидели в машине, Томми опустил лоб на руль. За весь день он почти ничего не ел, и виски уже ударил в голову.
– Надо было купить цветы, – пробормотал он. – Да, Хагге? Конечно, надо было купить цветы?
Хагге фыркнул.
– А что тогда? – спросил Томми. – В чем проблема? Чего же я так дико – тебе-то я могу в этом признаться – так дико боюсь?
Он знал. В глубине своего рыбьего сердца он все прекрасно знал. Он боялся
С Анитой он был более расслаблен, чем с кем-либо, а Томми Т. почти не появлялся в ее квартире. И все же он понимал, что в каком-то смысле и с Анитой играет роль,
Томми-с-Анитой – его последнее положительное представление о себе самом, и в случае его утраты останется только Томми-в-кресле, а это – считай, что ничего. Страшно потерять и так немногочисленные остатки самоуважения.
Томми поднял голову с руля и посмотрел на Хагге, который, не отрывая глаз, наблюдал за ним с пассажирского сиденья. Томми улыбнулся и сказал:
– Прости, дружок. Думаю, для тебя это слишком. Или у тебя тоже есть представление о самом себе? Может, и ты сомневаешься в том, кто ты есть?
Хагге выглядел так, словно действительно обдумывает этот вопрос, и Томми всерьез испугался, что Хагге сейчас откроет рот и скажет: «Я чувствую себя немецким догом в теле мопса, вот откуда мои постоянные депрессии». Это все виски. Томми завел машину и медленно поехал к дому Аниты.
Томми нравился район Бергсхамра. Словно послевоенный пригород к западу или югу от Стокгольма обрел ноги и отправился на север, где окончательно осел и остался анклавом заповедных пятидесятых, пока все вокруг интенсивно застраивалось. Здесь, в тени высоких сосен, среди асимметричных низкоэтажных домов царил покой.
Томми припарковался около подъезда Аниты. Хагге не желал вылезать из машины и всячески упирался, когда Томми пытался стащить его с сиденья.
– Давай же, дружок. Теперь будем жить здесь. Мы справимся с этим вместе, да?